Пока я не перестаю что-либо видеть и не слышу ничего, кроме свиста пыли, которая залетает мне в уши. Я кричу, но не могу вымолвить ни слова, потому что мое тело наполняется серым песком. Серым, как мои глаза. Я слышу, как открывается дверь, и меня толкают на пол. Оглядевшись, вижу толпу испуганных людей.
Вся толпа, рыдая, корчится на земле, пол усеян щебнем, стеклом и огромным количеством пепла.
Воздух наполнен ужасом. Я ощущаю его так же сильно, как чувствую пепел на своем языке. Он сжигает меня изнутри. Каждый человек, все вокруг покрыто белым налетом пыли, покрывающим их кожу, реки слез смывают пепел, который попадает им на подбородки.
Они испытывают такой ужас, такой страх.
Подползаю к стеклянному окну, мои ладони покрываются камешками и пылью, которые я едва ощущаю. Прижимаю ладонь к стеклу, которое должно быть прохладным, но это не так.
Оно горячее.
Я закрываю глаза, надеясь ощутить хоть что-нибудь. Что угодно, что скажет мне, что он все еще здесь, со мной.
Хоть что-нибудь.
Ничего.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
РОМАН
Один час назад
— Срань господня.
Мои глаза расширяются, когда я вижу языки пламени, вырывающиеся из Северной башни Всемирного торгового центра. Небо становится черным из-за большого количества дыма.
— Террористическая атака. — Мой шеф кладет трубку и смотрит на нас с мрачным выражением лица. — Самолет был захвачен. Он врезался прямо в Северную башню. Там застряли люди. Мы должны их вытащить.20
Мы все киваем с мрачным выражением на лицах. Мы не так планировали начать наше утро, но вот мы здесь. Затем все экипируемся, надеваем шлемы, когда пожарная машина подъезжает к зданию.
Земля подо мной сотрясается, и я смотрю вверх как раз в тот момент, когда самолет врезается в Южную башню. Люди сходят с ума, спасаясь бегством и крича во все горло. Из самолета вырываются языки пламени, и у меня на глаза наворачиваются слезы, когда я думаю о всех тех жизнях, которые погибли за одну секунду.
Так много чертовых жизней.
— Шевелитесь! Мы должны шевелиться! — кричит шеф.
Мы выскакиваем из машины и бежим к Южной башне. Воздух становится тяжелым, наполненным обломками и таким количеством дыма, что я едва могу видеть. Щурю глаза, пробираясь сквозь дым к боковой стене здания. Мы едва успеваем войти в дверь, как люди выбегают наружу с явной паникой на лицах.
— Наверх. Нам нужно наверх, — кричит Дилан.
Я оглядываюсь по сторонам и вижу лестницу.
— Туда.
Мы мчимся к ней. Мне мгновенно становится жарко. Паника, беспокойство, гребаный ужас съедают каждую клеточку моего тела. Мы выходим на этаж, и это похоже на зону боевых действий. Все перевернуто, люди в панике разбегаются кто куда. Здесь пахнет дымом, здание начинает гореть и добирается до нижних этажей. Мы прочесываем офисы, проверяя, нет ли выживших.
Выглядываю в окно и вижу кого-то на подоконнике. Мои глаза расширяются, и я бросаюсь к ней, пытаясь открыть окно. Женщина смотрит на меня, по ее щекам текут слезы. Но я не могу открыть окно. Ничто не может заставить его сдвинуться с места.
— Отойдите с дороги, — взмахиваю руками.
Она делает, что ей говорят, и отползает в сторону. Затем, словно в замедленной съемке, носок ее каблука скользит по карнизу. Женщина смотрит на меня, и в ее глазах появляется ужас, прежде чем она теряет хватку. В ее взгляде читается понимание, как будто она знает, что сейчас произойдет. Все, что я могу сделать, — это смотреть на женщину и с ужасом наблюдать, как та падает назад, ее руки мотаются вокруг нее, пока она падает в небо.
Я отвожу взгляд, из моей груди вырывается сдавленное рыдание.
— Вот дерьмо! — вытираю мокрые глаза, отключаясь от своего тела и разума.
— Мы должны двигаться! — кричит Дилан, и я киваю.
Смотрю вверх, на Северную башню. Мои глаза расширяются, когда я вижу человека, стоящего на одном из самых высоких этажей, на карнизе своего окна. Ему едва хватает секунды, чтобы подумать об этом. Он оглядывается через плечо, страх и ужас искажают его черты, а затем тот смотрит вниз.
И прыгает.
— Пиздец!
Я бросаюсь прочь от окна, чтобы вытащить других людей. Мы обнаруживаем, что люди прячутся под своими столами, в туалетах. Мы выводим из здания столько людей, сколько можем, и говорим им, чтобы они спускались по лестницам.
Мы движемся так долго, дым заполняет воздух и застилает мои легкие. Моя униформа давит на меня, и я чувствую клаустрофобию, как будто работаю уже несколько часов, хотя знаю, что не прошло и часа.
Мы мчимся вверх по лестнице, пока пол не раскаляется, а воздух не становится удушливым, что мы едва можем дышать.
Я слышу их крики по ту сторону закрытой двери. Измученные, предательские крики, доносящиеся из глубины их желудков.
Люди взывают о помощи. Кричат и умоляют о любой помощи. Мой желудок опускается на дно и падает на пол подо мной.
— Мы должны им помочь, — кричу я.
Дилан качает головой.
— Это верная смерть, Роман. Мы должны выбраться отсюда.
Я слышу крики людей, в их голосах ужас и боль. Умоляющие о помощи, страдающие от боли, оплакивающие своих близких.
Помогите.
Помогите.
Помогите.
Они колотят в дверь с такой мощью, будто все силы уходят на это.
Я делаю шаг к лестнице, и Дилан обхватывает мое запястье. Смотрю на него через плечо.
— Я не собираюсь уходить отсюда, зная, что эти люди умерли, Дилан. Помоги мне, черт возьми.
Чистый ужас застилает ему глаза, но Дилан кивает. Остальные ребята бросаются вверх по лестнице, в жару, в огонь, дверь открывается, и на нас с ревом обрушивается пламя.
А потом наступает тишина. У меня закладывает уши, и я чувствую, как подо мной начинает дрожать пол. Потолок надо мной трясется еще сильнее. Мы все замираем, уставившись друг на друга. И, приняв единодушное решение, мы хватаем тех, кого можем, и несемся вниз по лестнице.
Треск становится громче, переходя в неистовый рев, который заполняет каждый сантиметр воздуха и пространства вокруг меня.
Жизнь останавливается.
Весь мир... останавливается.
Передо мной появляется Луна. Ее лицо, мягкое и женственное, улыбается мне. Любящее меня. Ее серые глаза смотрят на меня с утешением. Она моложе, совсем подросток. В ее глазах нет беспокойства или тьмы. Ее душа касается моей, ее рука излучает сияние, когда она прижимает ее к моей груди. Я поднимаю руку и провожу по ее бледной коже. Луна прижимается ко мне, и даже в такую жару ее тепло приносит мне столько комфорта. Так много безопасности.
Затем она убирает руку с моей груди, разворачивается и уходит прочь. Ее волосы развеваются за спиной, хлопая по талии, когда она идет. Луна оглядывается через плечо с мягкой улыбкой на лице.
Все в порядке.
— Я люблю тебя, Роман, — шепчет она, и я каким-то образом слышу это сквозь рев окружающего мира.
— Я люблю тебя, Луна, — говорю я в ответ.
А потом остается только темнота.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
ЛУНА
Я смотрю на телевизор, ничего не чувствуя.