И что-то ждало снаружи…
— Хе-еейз, — услышала я голос Патриции. — Куда ты пропала?
— Здесь я. Связь барахлит.
— Я спросила, не слышала ли ты что-нибудь о фотографе?
Я могла ответить. Я хотела ответить. Прорычала бы что-нибудь гневное, коря подругу за то, что она с такой небрежностью, так запросто, мимоходом разносит семена городских сплетен, но я только произнесла бесцветно и отчужденно:
— Я ничего не слышала.
— Ну, и ладно, это я так упомянула, — Пэтти, казалось, уже утратила интерес к этой теме.
Я неторопливо обходила дом, разглядывая его. Замечала особенность каждого камня, которым облицованы стены, неровности и выщербленности на ставнях с облупившейся краской и уникальными коваными навесами. И сказочно красивый, резной деревянный конек на соломенной крыше. Все детали созданы по отдельности, но соединены вместе с какой-то целью. И на первый взгляд, эта цель была очевидна — постройка и украшение жилища. Но теперь я была почти уверена, что и в дизайне дома, как и во всем прочем, изначально заложено нечто, что являлось бы конкретным ответом на вопрос «Почему так, а не иначе?»
И имеет ли это отношение к импульсу, что заставил меня купить этот дом? Пока очевидным было лишь одно — решение моё было выстроено на сомнительных совпадениях, аналогиях, попытках увидеть смысл там, где его могло попросту и не быть. Но я, пожалуй, теперь готова дать себе шанс и попытаться поискать ответы. Если, конечно, способна узнать и принять вещи, в существование которых предпочла бы не вникать.
Я снова ушла в свои мысли и толком не вслушивалась в то, что продолжала говорить Патриция. Отвечала чисто автоматически, мечтая о тишине, которую позволительно нарушать лишь одному голосу — голосу Кейрана.
И все же, поговорив с подругой, я испытала чувство, словно только что сама собой решилась какая-то проблема. Мы тепло распрощались, и я вернулась к передней двери.
Небрежно подхватив сумку, лежащую на крыльце, вошла в дом и закрыла дверь. Остановилась, глядя, как в коридоре перекрещивались потоки рассеянного света, льющегося их дверных проемов кухни и гостиной.
Мне нравилось возвращаться в погруженный в тишину дом, вдыхать знакомые запахи, дарующие ощущение обжитости и покоя. Мне нравилось, что я уже считала дом своим. В старых стенах разворачивалась новая история, моя и Кейрана. Коттедж принял нас, ожил вместе с нами, на самом деле стал убежищем. И теперь наблюдал, не спеша делиться тайнами, словно ждал подходящего момента.
Мысль о «тайнах» вызвала уныние, и я поплелась в гостиную, волоча за собой сумку, которая вдруг стала неподъемной, будто набитой булыжниками. Уселась на диван, откинула голову на спинку и уставилась в потолок. В руке сжимала телефон, ожидая, что вот-вот противный прибор оживет.
«Ну же, Кей… Позвони мне. Поговори со мной. Дай услышать твой голос. Спокойный, низкий, ласкающий, как темный бархат. Голос, от которого замирает дыхание и забываются все печали. Голос, которому я верю».
День клонился к закату, но Кейран так ни разу и не позвонил сегодня. Это уже не только тревожило, это пугало. Я снова позвонила сама и опять, как и утром, попала на голосовую почту. Чуть задыхаясь от волнения, оставила торопливое сообщение: «Как ты? Я волнуюсь. Позвони, когда освободишься». Сухие, краткие слова прозвучали в тишине комнаты. Сообщение ушло, будто провалилось в черную дыру, и снова меня окружило плотное безмолвие.
Чтобы хоть как-то отвлечься, я вытащила из сумки тетрадь и раскрыла её. Пролистнула несколько пожелтевших, с потрепанными уголками страниц, ни на чем не останавливаясь, не вчитываясь, просто пробегая взглядом. Тетрадь заполнена не только записями, но и рисунками. Некоторые изображены тщательно, какие-то нанесены схематичными набросками. Почерк заметок, без сомнения, принадлежал одному человеку, но тоже менялся — от беглого, небрежного до почти каллиграфически идеального.
Я вернулась к первой странице и начала читать. Очень скоро стало понятно, что передо мной не девичий дневник, не записная книжка, и даже не сборник интересных тезисов.
«Рожденный в истинном союзе душ и тел да избежит проклятия удел».
Эта самая первая запись, и она повторялась почти на каждой странице то сверху, то внизу, то сбоку, словно какая-то мантра или заклинание.
Я читала не связанные между собой цитаты, и пока очевидным казалось лишь одно — эти записи делала странная молодая женщина, находившаяся в состоянии внутреннего смятения и поиске неизвестно чего. Создавалось впечатление, что она пыталась собрать какие-то обрывочные сведения, хаотично записывая выдержки из самых разных источников на непонятно чем и для чего заинтересовавшие ее темы.
Реинкарнация, Друиды и их «всемогущая магия», гейсы, мифология, народные легенды и лирические строки неизвестных авторов. Мешанина, которую мне сейчас никак не осилить. Мой разум сопротивлялся, отказываясь воспринимать информацию, которая и информацией-то не была.
Я шумно выдохнула, сдаваясь, отложила тетрадь и направилась на кухню. Опомнившись, взяла телефон, а, подумав еще мгновение, прихватила и тетрадь.
На кухне поставила кипятиться чайник и занялась ужином. Пока запекался лосось и варилось пюре, я присела за стол и неторопливо пила чай. Мысли в голове играли в чехарду. Я чувствовала себя, как перед экзаменом, когда до испытания остается совсем мало времени, а предмет не выучен и челюсти сводит от осознания необходимости шпиговать голову неугодными сведениями.
Взгляд мой метался по полупустому помещению, то и дело возвращаясь к двум предметам — к тетради и лежащему поверх нее телефону. Один молчал, вторая будто нарочно рвалась «говорить». Оба испытывали мое терпение, бросали вызов.
Поняв, что только что размышляла о двух неодушевленных предметах, как о наделенных волей и разумом, я нервозно фыркнула, вскочила со стула и бегом направилась в гостиную.
Повинуясь не вполне осознанному порыву, вытащила из сумки газеты, купленные для Джека Уолша. Скомкала одну и положила ее в холодный камин, который за все время моего пребывания в этом доме разжигался лишь однажды, когда Брайан тогда проверял его работоспособность. Стоящая рядом на полу большая корзина была полна сухих поленьев.
Разжигать камин в июне не было никакой необходимости, но мне вдруг так захотелось увидеть горящий в очаге огонь, услышать тихое потрескивание дров. Почувствовать себя в тепле, уюте и безопасности. И это больше, чем просто внезапное желание, это необходимость.
Я разжигала камин для себя, но в первую очередь для Кейрана, будто надеялась «приманить» его на пламя. Не как мотылька, вовсе нет. Как усталого путника, сбившегося с пути.
Вскоре огонь ровно и жарко пылал, бросая на стены и пол теплые отсветы. Было еще совсем не поздно, но из-за того, что день сегодня пасмурный, казалось, что уже наступили ранние сумерки.
От камина шел ровный жар, более всего уместный морозным зимним вечером. Я подошла к окну и приоткрыла створку, впуская свежую прохладу раннего июньского вечера. На полу возле окна стоял купленный мной недавно цветок, называемый еще чугунным растением. Проникавший в окно ветерок слегка шевелил широкие, поднятые вверх листья. Керамический горшок все так же был обмотан рождественской гирляндой, иногда выполняя функцию импровизированного ночника.
Ночь, когда он светил впервые, была одной из самых волшебных…
Я вернулась на кухню, разобралась с ужином, оставив готовое блюдо в духовке. Налила себе еще чаю и, забрав телефон и тетрадь, отправилась снова в гостиную. Пошевелив в очаге поленья, уселась на пол. Стараясь не смотреть на молчавший телефон, собралась с духом и приступила к чтению.
Я блуждала взглядом по строкам, буквально заставляя себя вникать в каждое слово. Больше всего здесь было дословных, кратких цитат, надерганных из разных источников на тему эзотерики, мифологии, символики и даже религии. Среди них изредка попадались невнятно сформулированные выводы, походившие больше на отрывки из неуклюже написанного школьного изложения.