Оттуда, путаясь в сумбурных ощущениях, направилась в центр, в свою бывшую квартиру, ставшую собственностью Кейрана, и там тоже, естественно, не обнаружила ни его самого, ни каких-либо следов его пребывания. Обе комнаты и кухня были совершенно пустыми.
Вернувшись домой, сообщила Фионе о тщетности попыток связаться с Кейраном, узнала от нее, что с Джеком все пока остается без изменений и решила, что настало время взять короткую паузу.
Я поплелась в гостиную, полностью обессиленная, опустилась там на пол, привалившись спиной к дивану, откинула голову на сиденье и отключилась, словно кто-то дернул рубильник, обесточивший меня окончательно. Последняя мысль была о том, что до сих пор сжимаю в онемевших пальцах два цветных карандаша Джун.
…Проснулась от того, что руки Кейрана гладили меня по лицу, голове, обнимали, сжимая в объятиях и поднимая с пола.
Я всхлипнула, куклой повисая в родных, крепко держащих меня руках. Приникла к сильному, горячему, живому и настоящему, так знакомо и необыкновенно приятно пахнущему телу Кейрана. Укрылась в нем, как в самом надежном убежище во всех мирах и при любых обстоятельствах, зная, что он, как и маленькая Джун, никогда меня не подведет, всецело доверяя этой уверенности.
— Где ты был?.. Где?.. Я так испугалась… Звонила, отсылала бесконечные сообщения, звала тебя, — лепетала я, уткнувшись в шею Кейрана.
Он гладил меня по спине, все крепче прижимая к себе, шептал слова любви и утешения, а я почти не разбирала самих слов, но их значение тут же проникало в меня, смешиваясь с кровью, с дыханием, становясь частью меня самой.
— Кей… Джек… Он… — нечленораздельно вырвалось у меня.
— С Джеком все будет хорошо, — сказал Кейран, целуя меня в щеку. Его пальцы расплетали мою косу, путались в прядях, сжимая их почти болезненно.
— Правда?!
— Правда, глупышка. Успокойся.
— Но как же?.. Слава Богу! — и я разревелась.
Кейран нашел мои скривившиеся в неприглядной гримасе плача, соленые губы, накрыл их своим жадным ртом и поцеловал медленно и невыносимо нежно, удерживая нас обоих на какой-то трепещущей хрупкой грани. Я просто замерла в его руках и дрожала, а Кей сильнее запечатал мой рот губами, скользнул языком внутрь и целовал теперь глубоко, жестко, тягуче, до тех пор, пока я не забыла обо всем, кроме этих поцелуев и прикосновений рук, по которым скучала постоянно.
— Не плачь, сладкая моя, все будет хорошо. Как же ты волшебно пахнешь… — чуть задыхаясь, хрипло бормотал Кей между поцелуями. Горячие губы прижались к моей щеке, прикусили мочку уха, скользнули по шее, к ключице.
Его руки забрались под мою футболку, ловко справились с застежкой бюстгальтера, расстегнули пуговицу и молнию на джинсах. И через мгновение Кей уже прижимал меня к себе совершенно обнаженную. Я ощутила тепло его тела сквозь одежду, что еще была в тот миг на нем. И вдруг тепло стало жаром, когда Кейран стремительно и виртуозно избавился от рубашки, брюк и боксеров, и мы приникли друг к другу кожа к коже. Голова у меня пошла кругом, я даже не уловила, когда он разделся сам, мне казалось, что я ни на миг не отстранялась от любимого мужчины, а он ни на мгновение не выпустил меня из объятий.
Почувствовала прохладу воздуха, лишь когда Кейран взял меня за руку и куда-то повел.
— Пошли со мной. Не бойся, — сказал он.
— Я не боюсь.
Смотрела в его глаза, не скрытые сейчас очками, и взгляд цвета морской воды говорил мне больше, чем любые слова.
Кейран вывел меня из дома через кухонную дверь, и мы углубились в сад, отходя от дома к ограде и, кажется, еще дальше, пока не оказались в каких-то густых зарослях, где остановились.
Наступила ночь, слышалось пение цикад и шелест листвы, издалека доносился плеск волн океана, а ароматы цветения в воздухе создавали такой необыкновенный букет, что у меня закружилась голова.
Кейран обнял меня за талию и прижал к себе. Какое-то время мы стояли, не двигаясь, ничего не говоря, но я ощущала, как в нас обоих все сильнее нарастало возбуждение, как желания превращались в сладчайший дурманящий жар, который растворялся в венах, заменяя кровь.
Мои соски затвердели, кожа горела, и ее не мог остудить прохладный ночной ветер, низ живота сладко тянуло. Я вся стала средоточием невыносимой потребности в близости лишь с тем единственным, кто был сейчас со мной рядом.
Ощущения совершенно дикие, первобытные, будто я пребывала в угаре, балансируя на грани вульгарной похоти и страсти, воплощавшей самые глубокие и прекрасные чувства, рожденные в сердце и осмысленные разумом.
— Кейран… — прошептала, одурманенная, нетерпеливая, не узнавая ничего вокруг.
Я не видела светящихся окон дома, хотя точно помнила, что не выключала там свет.
Не имеет значения, где мы и что вокруг, когда Он держал меня в объятиях, опаляя частым прерывистым дыханием, прижимаясь к моему животу упругой горячей плотью, плавно, ритмично двигая бедрами и не давая ни единого шанса противостоять соблазну, увернуться от шквала затопивших ощущений. Как и от его рук, ласкавших меня с ног до головы, от пальцев, скользнувших в мое истекающее соками естество.
— Моя Хейз… — прошептал Кейран, увлекая меня вниз, бережно укладывая на траву, покрытую ночной росой.
Развел мои колени, устраиваясь между ними, и, прошептав: «Смотри в мои глаза, Хейз», медленно, мучительно медленно вошел в меня, вызвав у нас обоих долгие приглушенные стоны.
Он двигался во мне, хрипло и отрывисто произнося слова, все сильнее заводившие нас обоих, и тонкая ниточка, еще связывающая меня с реальностью и какими-то не имеющими значения условностями, оборвалась, унося за пределы яви.
Краем сознания я понимала, что рискую перебудить своими стонами и криками все наше мирно спящее, добропорядочное предместье, но Кейрана это, похоже, совершенно не волновало.
Наполненная им, чувствами к нему, словно морем, я даже не поняла в какой момент мои сладострастные стоны сменились всхлипом еще не до конца осознаваемого потрясения.
Затуманенным зрением я увидела, как за спиной Кейрана на фоне ночного неба светящимся пятном возникло белое лицо, окруженное ореолом пышных рыжих, почти красных волос.
И я заорала не своим голосом от ужаса, смешанного с отвращением. Вцепилась в плечи Кейрана, пытаясь остановить его, заставить обернуться, но натолкнулась на его застывшее лицо и остекленевший взгляд. Снова закричала в тщетной попытке вернуть сознание Кея из той тьмы, куда его затягивало все глубже, но он словно превратился в бесчувственный автомат, продолжавший вбиваться в меня в неистовом механическом ритме, причинявшем теперь лишь боль.
А Морин все ниже нависала над нами. Ее пышные кудри накрыли плечи Кейрана, тонкогубый рот растянулся в жуткой улыбке, и мне казалось, что из ее рта сейчас выскользнет раздвоенный язык.
Бледные, похожие на тонких змеек пальцы Морин, пробрались между прядей темных волос Кейрана. Она сжала его кудри, потянула назад, запрокидывая ему голову. К моему все возраставшему ужасу, он никак не отреагировал, и только продолжал и продолжал трахать меня, удерживая под собой с нечеловеческой силой.
Похоже, кто-то залил прямо мне в мозг жидкий азот, который мгновенно заморозил мой рассудок и лишил дара речи. Теперь достаточно сущего пустяка, — например, если фантом за спиной Кейрана просто скажет «Бу!», — и остатки моего самообладания, психического здоровья и надежды, что все это лишь часть какого-то кошмара, разлетятся на осколки.
Я снова неистово задергалась, стараясь выползти из-под закаменевшего тела любовника, но он будто захватил меня в капкан, и я почти сдалась, стиснула зубы, зажмурилась, лишь бы не видеть остекленевших глаз на неузнаваемо изменившемся лице Кейрана и жуткого белого лика Морин за его спиной.
Абсурд происходящего и невозможность ничего предпринять, чтобы прекратить это, управляли сейчас мной, склоняя просто смириться. И в момент, когда я подошла к этой черте, Кейран содрогнулся, застыл, изливаясь в меня, и рухнул сверху, неправдоподобно отяжелевший. Я тут же уперлась руками в его плечи, и, прилагая неимоверные усилия, выползла из-под него, как из-под свалившейся на меня каменного атланта. Поднялась на ноги, хотя не чувствовала ни их, ни тела, и, не глядя по сторонам, бросилась к дому.