Я бежала, спотыкаясь и поскальзываясь на влажной траве, понимая, что оставляю Кейрана с той чудовищной женщиной. До просто бросаю его, пытаясь спастись самой. И все же не остановилась, не обернулась, даже не замедлила движения.
Куда больше в тот момент ужаснула мысль, что по внутренней стороне бедер у меня стекает омерзительно холодная и липкая сперма.
Словно Кейран излился не семенем, дающим жизнь, а ядом, ставившим дьявольскую метку.
И будто подтверждая это кошмарное предположение, вслед мне раздался зловещий хохот Морин, раскатом грома взорвавший ночную тишину.
Влетая в дом, я едва успела захлопнуть дверь, как запуталась в коврике, лежащем у порожка и упала, растянувшись во весь рост. Кажется, ударилась обо что-то головой, потому что ощутила боль и отключилась.
…Придя в себя, мгновенно поняла, что сижу на полу в гостиной, привалившись к дивану, и от жутко неудобной позы затекла шея и ломит все тело.
***
Два цветных карандаша Джун, синий и коричневый, которые я подобрала днем на ковре в спальне и носила с собой весь день, теперь лежали возле меня. Видимо, во сне я, наконец, разжала пальцы и карандаши выпали из руки. На ладони остались следы и мельчайшие частички краски.
За окном все еще темно, а старые бабушкины часы на каминной полке показывали начало четвертого. Совсем скоро рассвет — конец ночным кошмарам и начало нового дня, несущего что-то неотвратимое.
Мое сердце не выпрыгивало из груди от пережитого кошмара, я не покрылась холодным потом, не тряслась, как осиновый лист и не шарила испуганными глазами по углам комнаты. Но не потому, что не придала никакого значения привидевшемуся мне. Подобное случалось уже со мной, и я научилась сохранять если не спокойствие, то некое хладнокровие потому, что поняла — в том, что я переживала в кошмаре, есть резон.
Мы узнаём данное нам при рождении имя и просто принимаем его. Нам неведом тот миг, когда нас нарекают именами, с какого-то момента мы просто знаем, как нас зовут и все. Другой вопрос, почему нас назвали именно так, а не иначе.
Вот также и сейчас. Я просто приняла видения. А почему видела их именно такими и участвовала в них, ощущая, как реальность — в этом я готова начать разбираться прямо сейчас.
Стоя под душем, равнодушно наблюдала, как вода смывает с моих волос и уносит в сток травинки и листики. Одевалась, игнорируя ссадины на локтях и синяки, словно оставленные чьими-то пальцами, с силой сжимавшими мои предплечья, и лишь слегка морщилась от боли в спине.
Рассвет только занимался, когда я села за руль тойоты и направилась в особняк Морин Бэрриган. Я не запомнила точного расположения виллы, когда провожала туда Кейрана. Тем не менее, ехала довольно уверенно, следуя интуитивным ощущениям и каким-то оставшимся в памяти приметам: мимо вот той деревушки и направо, дальше участок дороги подступал к самому краю скалы, а потом ехать между полями, расчерченными паутиной каменных ограждений.
Там мы останавливались и мимо нас промчалась огромная ворона, возникшая из ниоткуда.
А вот и дорога, ведущая прямо к особняку Морин, расположившемуся на небольшом холме в окружении пышных деревьев, а с противоположной стороны наверняка должен открываться прекрасный вид на океан.
Остановив машину там, где останавливала в прошлый раз — недалеко от ворот, ведущих ко главному входу в усадьбу, — я вышла из тойоты и, помедлив лишь секунду, захлопнула дверцу и решительно направилась к воротам.
Еще не приблизившись к высокому металлическому забору, я уже поняла, что тишина вокруг обусловлена не только ранним часов и расположением дома среди природы, вдали от населенных пунктов и оживленных трасс. Войдя в приоткрытые ворота, я миновала явно пустующий домик охраны и неспешно пошла по широкой аллее, выложенной природным камнем, не встретив по пути никого.
Элегантная современная вилла, с элементами классического дизайна, облицованная натуральным светло-серым камнем и с большими панорамными окнами, предстала передо мной, сразу же произведя впечатление запустения.
Если она и принадлежала светской львице Морин Бэрриган, то здесь все равно никто не жил по крайней мере несколько лет.
Слабый утренний ветерок гонял по каменным плитам прошлогоднюю листву, валявшуюся повсюду на заросшем сорняком газоне. Окна в доме мутные, словно слепые глаза. Потеки от дождей виднелись не стеклах, как следы высохших слез. В переплетах витража на двустворчатой двери главного входа застряли те же сухие листья и набилась грязь.
Я поднялась по ступеням, ведущим к двери, попыталась ее открыть, но ручка не поддалась. Постояла, пытаясь рассмотреть, что находилось внутри, но различила лишь силуэты какой-то мебели, накрытой то ли полотном, то ли белой пленкой.
Испытывая разочарование, а не страх, я обошла виллу вокруг. Вернулась к главному входу лишь с подтвержденным предположением, что с противоположной стороны открывался фантастически прекрасный вид.
Понятия не имею, чем объяснить факт, что усадьба выглядела заброшенной, ведь здесь совершенно точно проходили съемки, в которых участвовал Кейран, и он был там не один. В процессе задействовано множество людей, не могло же им всем привидеться, что они заняты фотосессиями, которых на самом деле не было?
Или могло?
Я направилась к машине, не глядя по сторонам, мысленно решая, что делать дальше. Знала, что Кейран сотрудничал с журналом ВТ, с редакцией которого подписал контракт, берясь за проект, где главной звездой выступала Морин. Возможно, у редактора или еще у кого-нибудь я смогу получить хоть какие-то сведения.
Составляя план дальнейших действий, я подошла к машине и не сразу заметила, что на ветке ближайшего дерева сидит ворона. Птица расположилась на уровне моих глаз, явно с целью быть замеченной. И я ее заметила и остановилась. Ворона смотрела на меня, молча, не шевелясь. Только странного цвета глаза птицы — не черные, как обычно, а серые, словно дым, — пристально следили за мной, изучали. Я тоже смотрела на ворону и мне показалось, что она что-то сжимает в когтистых лапах.
Птица вспорхнула с ветки, резко и мощно взмахнув крыльями, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Издав резкий высокий звук, больше похожий на женский крик, полный печали, чем на хриплое грубое карканье, ворона исчезла в кроне дерева.
А на траву к моим ногам мягко спланировал какой-то темный клочок.
Я наклонилась и подняла предмет. С минуту разглядывала кусочек тёмно-фиолетовой ткани, покрытой пугающими потемневшими пятнами. С трех сторон у клочка неровные края, с торчащими волокнами, и лишь один край подшит аккуратным фабричным швом.
Именно из такой ткани и точно такого цвета рубашку взял с собой Кейран в поездку в столицу. Я сама складывала ее для него.
…Я постояла, придавленная окружавшей меня тишиной, сжимая в руке послание, адресованное совершенно точно именно мне. Не знаю, что могло это послание означать — какой-то намек, желание напугать, сбить с толку. Или же намерение окончательно запутать и свести с ума множеством вопросов и догадок, не имевших ответов. Но я обязательно все выясню.
Усевшись в машину, я первым делом бережно спрятала клочок ткани в кармашек сумки.
Игнорируя стойкое ощущение, что за мной пристально наблюдают, я развернулась и поехала обратно с твердым намерением не относиться к своим видениям только как к признакам пограничного психического состояния. Что-то подсказывало мне, что снам можно и нужно верить.
Враг пока оставался в тени. Прятался за гранью все тех же видений, и он наблюдал за мной, за каждым моим шагом, презирая привычные законы нашей обыденности.
И мне следовало как можно скорее научиться видеть и понимать то, что обычно не может быть замечено и понято.