И вдруг черная туча из птиц взорвалась изнутри. Вороны ринулись в стороны, а на освободившемся пространстве, на фоне серого, свинцового неба возник высокий женский силуэт в темных облегающих одеждах. Женщина стояла, повернувшись спиной, длинные волосы цвета темного пламени медленно колыхались. Открытая, ослепительно белая спина контрастировала с длинными черными юбками, струящимися по земле бесконечным шлейфом с неровными рваными краями.
Женщина не двигалась, а птицы прекратили свое беспорядочное метание и стали медленно опускаться на землю, к ногам незнакомки, покорно и почтительно рассаживаясь вокруг нее.
Шона вдруг поняла, что уже практически не спит, но все еще видит этот сон. Видение нарочно задерживало ее, не позволяя пошевелиться и открыть глаза. Усилием своего здравомыслия, не изменившего ей в состоянии сна, девушка убедила себе, что это всего лишь игра воображения и, окончательно просыпаясь, уже на грани реальности, увидела, как женщина в ее видении стала медленно поворачиваться. Показался четко очерченный профиль — выразительный изгиб тонкой брови, прямой нос и вздернутый в недобром оскале уголок ярких алых губ…
Наверное, Шона вскрикнула, прежде чем окончательно вырваться из когтей жуткого сна и услышала хрипловатый голос Кейрана, невнятно прошептавший:
— Ш-шш… Иди ко мне…
Сильные руки обвились вокруг ее тела, притянули к себе. Он уткнулся лицом в шею девушки, прижался затвердевшей плотью к ее ягодицам, стал медленно двигаться.
Кейран шептал какие-то слова, разобрать которые она не могла, рукой накрыл ее грудь. Пальцы гладили сосок, прикосновением превращая его в тугую бусину. Губы приблизились к щеке, нежно поцеловали. Он чуть привстал, наклонился, добираясь до губ любовницы. Почувствовав его теплый, настойчивый поцелуй, Шона вздохнула от сладкого нетерпения. Опустила руку, завела ее назад и дотронулась до его возбужденной плоти. Он резко выдохнул, что-то хрипло проворчал, перевернул Шону на спину и подмял под себя, наваливаясь всем жарким напряженным телом.
Кейран уткнулся лицом ей в шею, шумно, прерывисто дышал, лаская нетерпеливей и настойчивей. Пальцы сжимали, тянули соски, пробирались между сведенных бедер, касались в самом чувствительном местечке ее трепетавшего тела.
Что-то не так. Она чувствовала, как дрожат напружиненные, словно стальные тросы, мышцы Кейрана. Он слишком напорист: вцеплялся в нее, стискивал до боли.
Шона не видела его лица, но понимала, что сам он действует почти неосознанно, находясь еще в состоянии сна и подчиняясь проснувшейся вперед рассудка потребности тела.
— Кейран? — тихо окликнула его, высвободила руку, погладила по плечу, пытаясь успокоить.
Вместо ответа он тихо зарычал, раздвигая ноги девушки коленом, продолжая наваливаться на нее всем телом. Шона занервничала, уперлась рукой в твердое, как камень плечо любовника, стала извиваться, отталкивая и одновременно пытаясь выползти из-под него.
***
…Теплое, гибкое тело. Кожа цвета сливок. Такой знакомый, чистый и свежий запах лимона и прохладной воды. Блестящий шелк волос…
Он вдыхает тонкий аромат, касается рукой золотистых прядей, и они вдруг начинают темнеть и удлиняться под его прикосновением. Аромат приобретает сладковатые, теплые и чувственные нотки. Густые, темные, как шоколад, волосы окутывают, скользят по его обнаженному телу и там, где они касаются кожи, рождается вспышка чистого блаженства. В груди распускается огненный цветок, он опаляет, подогревает кровь, превращая в жидкое пламя, которое ускоряет свое течение по жилам. Хочется окунуться в этот аромат, запутаться в струящемся темном шелке волос…
Да, это она… Здесь и сейчас. Можно прикоснуться и больше не отпускать… Он жадно обвивает руками, тянет на себя. Ладони с наслаждением гладят, исследуют мягкое, нежное тело. Оно так близко и такое жаркое…
Внезапно кожа под его нетерпеливыми ласками холодеет, из бархатистой, как кожица нежного плода, превращаясь в мраморно гладкую. Меняется запах, становясь прохладным и резковатым, как смесь зрелых дурманящих трав на ветреной пустоши… Появляется тревожная нотка увядания, осенней горьковатой прели. Осенним же багрянцем вспыхивают тяжелые локоны волос, глаза приобретают оттенок янтаря…
Кейран почти не может дышать. Он замирает, какое-то время не в силах понять грезится ему это или происходит наяву. Перед глазами мелькают лица: черты искажаются, пластично трансформируются, сменяя друг друга. Оттенки волос то темнеют, то светлеют, переливаются, перетекая один в другой, от бледного золота к темному шоколаду и далее, к насыщенно карминному.
Он напуган и заинтригован одновременно. Ему хочется, чтобы эти изменения прекратились, и знает, какой образ хотел бы задержать. Знает, какое тело хочет чувствовать, в каких волосах запутаться, какие губы вобрать в свой жадный рот.
Женщина извивается под ним, но он не понимает желаний этой женщины, как не понимает уже сам себя. Жажда обладания, а не просто похоть, берет верх над ним. Руки крепче, до боли сжимают содрогающееся непокорное тело, стремящееся ускользнуть от него…
Удержать. Не отпустить. Или что-то будет потеряно навсегда.
***
Просидев неподвижно какое-то время, я встала с дивана и пошла к входной двери, стараясь не смотреть на пол. Проскользнув по стеночке, открыла замки и быстро вернулась обратно в комнату. Теперь не нужно выходить в коридор и топтаться там, когда придет Брайан. Немного перебор с театральностью, но пусть и он сразу увидит своими глазами то, что увидела я. Хотя, конечно, может подумать, что я окончательно спятила, провожу здесь таинственные обряды, ощипывая птиц и разливая воду.
Занялась ведовством от нечего делать.
В груди что-то дернулось, такое холодное и тяжелое, словно шевельнулся мокрый камень. Получается, что на сегодняшний момент меня больше волнует, что подумают обо мне знакомые, чем то, что со мной на самом деле происходит?
Нечесаная и неумытая, на пределе естественной потребности организма посетить уборную, я сидела на диване напротив двери, выпрямившись, как струна и уставившись в одну точку.
Сидела так не потому, что окончательно впала в оцепенение, а просто не знала, что еще делать. Звонок в дверь заставил одновременно нервно дернуться и выдохнуть от облегчения.
— Заходи, открыто! — выкрикнула я.
Брайан нарисовался в дверях с готовым вопросительным выражением на лице.
— Смотри под ноги, — проговорила я как можно спокойней.
Друг замер, уставившись на пол. Он смотрел на лужу и перья и молчал.
— Ну, и что тут у тебя? — осторожно поинтересовался он.
— Представь себе, понятия не имею, что тебе сказать, — ровным голосом отозвалась я.
— То есть? — взгляд Брайана еще раз бегло скользнул по сюрреалистичному “натюрморту” на полу и уперся в меня. Мне не понравилось выражение его лица: так обычно смотрят на тех, кто вызывает нехорошую такую, подозрительную тревогу.
— Давай так, — начала я, вставая с дивана, — сейчас быстро умоюсь и всякое такое, а потом мы поговорим. Ладно?
С надеждой глядя в напряженное лицо друга, добавила:
— Подожди меня вот тут на диванчике, пожалуйста. Вернусь и все тебе расскажу. Только об одном прошу — не звони Пэтти. Просто умоляю.
Брайан хаотично покивал головой туда-сюда, дернул плечами, развел руками и послушно уселся на диван.
За время, проведенное в ванной, я окончательно пришла в себя. Умываясь и чистя зубы, уговорила себя, что все, что происходит — происходит не просто так. Причесывая волосы и заплетая их в свободную французскую косу, почти поверила, что даже те вещи, которые кажутся абсурдными, имеют внятное объяснение.
Когда вышла из ванной, Брайан все так же сидел на диване, только теперь он выглядел удрученным. Проигнорировав порыв немедленно заняться ликвидацией “безобразия” на полу, я проскользнула в кухню и уже оттуда позвала друга.
Мысленно вознеся Пэтти благодарности за то, что набила мой холодильник продуктами, быстро состряпала сытный завтрак на двоих, изо всех сил игнорируя факт наличия необъяснимого безобразия на полу в коридоре.