– На декорации орги не поскупились! – присвистнул Семён. – Избушка выглядит прям таким реальным логовом ведьмы!
Артем огляделся и мысленно согласился с рыцарем. Но для игровых декораций уж больно все было до мелочей продумано. Пучки трав на стенах и под потолком, банки и коробочки с неизвестным содержимым странного вида и запаха. Кровать, застеленная стеганным лоскутным одеялом. Похожее он видел лишь в детстве, у прабабушки в деревне. В массивном сундуке полно барахла вовсе не современного вида. Посуда, явно с остатками еды, ухват и еще множество мелочей, которые невозможно учесть в декорациях и которые всегда появляются в реальной жизни. Очаг тоже был настоящий и еще теплый. Над углями на крюке висел котел с булькающим на дне резко пахнущим варевом. На столе отдельной кучкой стояло несколько пузырьков наполненных буроватого вида содержимым. Как будто их только что приготовили для кого-то.
Свет в избушке был лишь от свечей в глиняных плошках-подсвечниках, стоящих там и сям. На отдельном резном пюпитре лежала толстая книга. Артем заглянул в нее, шрифт был рукописным, с затейливыми завитушками, с виду не понятным, но буквы вдруг сложились в слова «… прохудившийся сосуд можно наполнить жизненной энергий другого сосуда, готового поделиться ею добровольно, через боль, кровь и страдание. Выступи посредником, выполни ритуал, и мать Ночи отблагодарит тебя за страдания…» дальше шел сложный рисунок, напоминающий магическую гексаграмму, строки непонятных слов и череда символов неизвестного назначения.
Почему-то ему казалось, что все это не декорации, а очень даже настоящее. И лес, в котором они очнулись, совсем другой, не августовский, а скорее сентябрьский. Краски ярче, воздух чище и прозрачнее, запахи острее. Дышалось здесь по-другому и на душе было легче. Как будто где-то в голове что-то щелкнуло, и он оказался там, где и должен, там, где всегда хотел быть, в месте, которое искал всю жизнь и не находил.
Семён попробовал пролистать книгу, но страницы ее были будто склеившиеся, как монолит. Он хмыкнул:
– Ну да, кто же будет для одной единственной игры рисовать несколько разворотов магической книги, хватит и одного.
Комментарии Семёна и раньше раздражали, теперь же этот картонный рыцарь в жестяной броне с тупым мечом и кухонной философией бесил до дрожи в кончиках пальцев. Так хотелось схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть. Неужели он не видит, что это уже не игра и все здесь реально: и лес, и избушка и книга эта, и вообще все! А может, это у него уже крыша едет…
Семён вышел наружу и потянулся:
– Уже прошло почти полтора часа, а я всего в трех поединках побывал. Непорядок! – Он прислушался, и Артем тоже замер. Из глубины леса слышались странные звуки, будто голос стихи читает. Семён радостно ухмыльнулся, вынул меч и направился в ту сторону. Удивительно, но его доспехи почти не лязгали. Метров через пятьдесят стало понятно, что голос женский. Он стал четче, но слов было не разобрать. Еще к нему добавились сдерживаемые стоны и рыдания. У Артема аж сердце заныло.
– Правдоподобно играют, – восхищенно прошептал Семён. – Мы, кажись, на пасхальный сценарий наткнулись! Вот повезло!
Они подобрались ближе и спрятались за толстым поваленным стволом. Спиной к ним рыжая ведьма колдовала над мужиком, привязанным к дереву, которое находилось в центре той самой гексаграммы, что Артем видел в книге. Здесь она светилась голубоватым светом.
– О, смотри, Тина! – Прошептал Семён. – Вот ведь рыжая бестия, а маскировалась под серую мышь! Обойди с той стороны, отвлеки ее.
Артем не был уверен, что это Тина, и что мужик, привязанный к дереву играет, да и гексаграмма вовсе не была похожа на спецэффект. Реалистичность происходящего зашкаливала и Артема начала бить крупная дрожь. Он провел языком по враз высохшим губам и как будто почувствовал медный привкус крови. Подступила тошнота, ноги стали ватными, а колени будто научились гнуться в обе стороны. Используя кусты как прикрытие, Артем обошел место колдовства, но вовсе не в угоду Семёну, а чтобы рассмотреть все поближе.
Мужик был раздет до пояса, кожа на его груди и плечах была изрезана символами из той книги, из порезов сочилась кровь. Мужик действительно рыдал и всхлипывал. Пахло потом, болью и… страхом. Рядом с деревом пыток на носилках из веток, укрытых рогожкой, лежала девочка лет шести, похожая на восковую куклу – бледная, неподвижная. Иногда она делала резкий свистящий вдох и снова замирала. Будто стеклянные, ее распахнутые глаза смотрели вверх.
Ведьма, бесконечно бормоча свое непонятное стихотворение, медленно, вырезала на груди мужика острым концом черного, как ночь, ножа символы из книги. Сочащуюся из фигурной раны кровь ведьма собирала в деревянную плошку. Мужик стонал и кусал губы, на которых уже тоже не было живого места, лишь кровавая рана.