Выбрать главу

— Дон… почему ты это все делаешь?

Он повернулся к ней, осторожно взял за руку и поцеловал в ладонь.

— Потому что я привязался к тебе. Ты поселилась в моем сердце, маленькая…

9

— Я не понимаю… Все так странно. Как будто нереально. Я не понимаю, Дон.

— Не всегда нужно понимать. Множество вещей в мире вполне реальны, хотя мы их не понимаем. Например, ответь мне совершенно честно, ты понимаешь, что такое электрический ток?

Он опять смеялся, синеглазый красавец, и Морин сидела в его постели, и грела руки о чашку с кофе, и солнце лилось в окна, а птицы распевали на разные голоса, запах цветов кружил голову, и все, абсолютно все казалось ей нереальным. Включая ее саму.

Морин Аттертон на тропическом острове. Морин Аттертон в чужой постели. Морин Аттертон, чья жизнь совершила головокружительный кульбит…

Магия повсюду. Надо только увидеть ее. Набраться смелости и шагнуть на ту сторону зеркала.

Дон наблюдал за ней исподтишка, удивляясь тому, как похорошело это милое личико всего за пару дней. Такую Морин он не знал, и такая Морин ему очень нравилась. Впрочем, как и предыдущая. Скорее всего, так же будет нравиться ему и следующая Морин, если, конечно, он дождется перемен…

Почему-то мысли путались и были несколько бессвязными. Дон О'Брайен еле удерживался, чтобы не потрясти головой или не ущипнуть себя за… Ну, за что-нибудь.

Странно, почему это так кружится голова?

Он осторожно взял Морин за руку и тихо сказал:

— Мори… Как насчет того, чтобы считать меня своим другом?

Бездна в зеленых глазах. Тьма и свет, вопрос и ответ, загадка и истина.

— Только другом?

— Что значит, только? Дружба — великая вещь.

— Это я и без тебя знаю. Просто удивлена, что ты употребил именно это слово. Разве не ты настаивал на том, чтобы заняться сексом…

— Я не настаивал. И сейчас я его даже не имел в виду. Секс — это очень… очень необузданно.

— Ого! То есть ты не любишь заниматься сексом?

— Вообще-то нет.

Она зажала ладошкой рот, пряча смех.

— Серьезно?

— Абсолютно.

— О'Брайен, ты неисправимый балабон и врун, прости, пожалуйста, за выражение! Ты крадешь меня с работы и из дома, привозишь на почти необитаемый остров, укладываешь в свою постель, приносишь завтрак, даришь орхидею — и говоришь, что не любишь заниматься сексом. Я должна в это верить?

— А в чем проблема? В том, что я не сексуальный маньяк?

— Проблема в том, что ты врешь. Я не встречала мужчин, которых не интересовал бы секс.

И уж конечно, ты не будешь первым из них!

— Я не люблю секс. Я люблю заниматься любовью.

Она отвела взгляд. Дон подождал немного и осторожно поинтересовался:

— Морин, разве заниматься любовью — это плохо?

— Нет, конечно, нет, но я имела в виду, что я…

— Если ты к этому не готова, давай просто не будем торопиться и станем друзьями. Настоящими. Теми, кто доверяет друг другу. Вот что имел в виду я.

— Но почему?

— Потому что ты мне нравишься. Потому что я восхищаюсь твоей самоотверженностью и независимостью. Твоим сильным характером, твоей волей, твоим упорством.

А еще я хочу тебя, хочу так, что в глазах темнеет, и лучше всего было бы сорвать с тебя эту ночную сорочку и покрыть все твое тело поцелуями, но об этом я не скажу тебе, черноволосая Морин, Морин-колдунья! Не скажу, чтобы не спугнуть хрупкую птицу доверия, незримо примостившуюся за нашими спинами. Ты тоже боишься спугнуть ее, Морин-дикарка, хотя в твоих зеленых глазах я очень хорошо вижу голод и желание. Я узнаю их, потому что испытываю то же самое…

— Ты меня знаешь совсем недавно, ирландец.

— Зато достаточно близко. Иногда сроки неважны.

— Дон?

— Да?

— Мы не можем быть друзьями.

— Почему?!

— Потому что… потому что мы слишком сильно хотим друг друга.

— Да…

Да, моя честная, прямая девочка. Да, моя красавица-Морин.

Солнце затопило комнату золотым пламенем. Кровь закипала в жилах, и тело было легким, почти невесомым. Морин откинула гриву спутанных волос за спину и смело взглянула в синие глаза своей недавней галлюцинации.

Как просто все на свете устроено! Вот она, Морин Аттертон, сидит в постели мужчины, которого любит и хочет. Вот мужчина, который любит и хочет ее, сидит рядом. Если они оба хотят одного и того же, значит, все правильно, все так чертовски верно, и не может это быть иначе, потому что Бог на небе всегда знает лучше…

Благочестивая мысль оказалась последней относительно связной. Морин не сделала, кажется, ни одного движения, не пошевелился и Дон, но они почему-то оказались в объятиях друг друга. И была буря, был смерч и ураган, только им двоим было не страшно, а лишь жарко и нетерпеливо, оглушительно и ненасытно, невероятно и единственно возможно. Его нагота ошеломила ее, а он рассматривал ее тело с жадностью и нежностью одновременно, ласкал и прикасался, целовал и гладил, обнимал ее, отпуская в тот же миг, словно боясь, что причинит ей боль… А она выгибалась в его руках, словно лук в руках опытного лучника, и все ее гибкое, изящное тело пело в объятиях мужчины, точно скрипка. Он чувствовал эту музыку кожей, он таял и растворялся в этой музыке, откликался на нее кожей, дыханием, нежностью и страстью, сгорал и зажигал, умирал и воскресал, и не было вокруг них двоих никого и ничего, только первозданная тьма, залитая солнцем, да звенящая тишина птичьих трелей за окном, которого тоже не было, как не было ничего вообще, ибо они двое были всем сразу.