— Ты же любишь ее, братик, это очевидно. Не пытайся отрицать это.
— Она не хочет замуж. Она сама говорила.
— Ой, держите меня. Настоящий самец. Он поверил!
— Это правда. Она хочет получить диплом и хорошую работу. Муж ей сейчас совершенно некстати. Так она сказала.
— Вы с ней идеальная пара. Два упрямых идиота. Все вокруг все видят и понимают, а они упорно сопротивляются реальности.
— Анжи, а не хочешь ли ты получить по…
— Спокойно! Я вообще не за этим звоню. Надеюсь, ты не забыл про день рождения собственного отца?
— Нет, разумеется, но…
— Помолчи. Почему бы тебе не привезти с собой Морин?
— Спрошу, но у нее опять может не найтись времени…
— Похитишь ее еще раз, подумаешь, большое дело. Пришлем за тобой Гаса с машиной, он поможет тебе засунуть Мори в багажник.
— Сколько у тебя идей, сестричка, прямо страшно!
— А ты не бойся. Я своих не трогаю. Ладно, до субботы.
Он повесил трубку и задумчиво посвистел. Уговорить Морин? Похитить? Жениться…
Морин уже привыкла к тому, что Дон встречает ее по вечерам на кухне, однако последние несколько дней он возвращался позже нее. Дом отнимал все силы.
Сегодня она решилась вновь заговорить с ним о том, о чем он мягко, но решительно отказывался говорить раньше.
— У тебя впервые в жизни будет дом?
— Нет.
— Значит, уже был однажды?
— Был. Белый, красивый, с колоннами.
— С колоннами я люблю. Колониальный стиль.
— Точно. Я тоже люблю. В нем есть что-то устойчивое. На века. А прожил недолго.
— Это тогда… когда ты был женат?
— Да.
Сердце Морин глухо бухнуло где-то в горле.
Сегодня или никогда.
— Ты никогда не рассказывал о своем браке. О своей жене.
— Ты этого хочешь?
— Иногда. А ты не хочешь?
— Это было очень давно. В другой жизни. И об этом не так просто рассказать.
— Я понимаю.
Она не стала расспрашивать дальше. Слишком страшно видеть эту черную тоску в глазах Дона, эти жесткие складки вокруг рта. Когда он будет готов, сам скажет. Или не скажет никогда.
В пятницу Морин нашла квартиру. Маленькую, чистенькую, выходящую окнами в тихий зеленый дворик. Недорогую. Подарок судьбы. Не веря своему счастью, она торопливо подписала бумаги, уплатила задаток и помчалась домой, едва ли не распевая по дороге песни.
Дон встретил ее улыбкой и бокалом белого вина.
— У тебя такое лицо, словно ты выиграла миллион.
— Лучше. Я нашла квартиру. А что ты делал без меня?
— Как обычно. Проводка, плинтуса, карнизы, рамы. До победы осталось полшага. Кстати, что у нас на уик-энд?
— Ох, Дон, я даже не знаю, заниматься мне надо, но не хочется…
— Отлично. Поедешь со мной. У моего отца день рождения.
— Нет, я не могу…
— Мори, ты прекрати делать из меня разбойника! Если не согласишься сама, придется снова тебя похищать, связывать, перекидывать через седло…
— Ты этого не сделаешь!
— Сделаю. Если не согласишься.
— Дон, я никогда в жизни…
— Не была на чужих семейных праздниках…
— Я там никого…
— Не знаешь, и тебя никто не знает, вот и познакомитесь…
— Я не знаю, о чем разговаривать…
— Ты вовсе не такая дурочка, какой любишь прикидываться.
— Но я…
— Слушай, ты что, не знаешь, о чем разговаривать со мной? С Анжелой? С Филом? С Сюзанной? Вот тебе уже четвертая часть нашей семьи. Моя мама не кусается. Отец… это вообще отдельная история. Ну?!
— Я…
— Едешь.
— Еду.
И вот в субботу утром Морин Аттертон в серебристо-лиловом шелковом платье без рукавов уселась в серебристый «кадиллак», заслужив восторженное фырканье Гаса Флаерти, седоусого крепыша в шикарной шоферской униформе.
Рядом с Морин Аттертон уселся смуглый, светловолосый и синеглазый красавец в умопомрачительном костюме. Дон О'Брайен.
Морин пила шампанское и боялась. Несмотря на все заверения Дона, она с трепетом ждала встречи с огромной семьей О'Брайен. Какой у них дом? Наверное, шикарный. Богатство и роскошь, какие ей и не снились. И эти проклятые двенадцать вилок и ножей около тарелок! Как в этом разобраться, да еще поддерживая светскую беседу?
Решено. Она будет мило улыбаться и кивать. Сойдет за милую дурочку, а в воскресенье уже домой. О Боже! А где она будет спать? Наверное, в гостевой комнате. И высокомерная горничная с легким презрением посмотрит на ее скромную дорожную сумку.
А женщины семьи О'Брайен? Если не считать Анжелы, все они наверняка высокомерны и горды. Привыкшие к роскоши, они посмотрят на нее, как на серую мышь. Так что и с милой дурочкой ничего не выйдет.