— Так, давайте-ка по порядку, — выставив руку вперед, дабы прервать поток слов, сказал Даниил. — Ругался из-за того, что уволился? То есть был чем-то расстроен? Что-либо рассказывал об этом? Только конкретнее…
Ивлева закачала головой так, будто у нее начался приступ. Стеклянные глаза округлились, щеки медленно налились кровью, а на лбу выступила похмельная испарина.
— Да нет же. Ничего не рассказывал. Хотя… да, он говорил, что к этим жуликам больше не вернется никогда. Думаю, они его с зарплатой все-таки обманули. А еще он все повторял, что молчание — золото.
— Молчание — золото? — переспросил Даниил и приготовился сделать пометку в тетради.
— Да, — Ивлева вновь посмотрела на Даниила, перевела взгляд на пачку сигарет, лежавшую на столе. — А можно у вас попросить?
Евтушенко, улыбнувшись, придвинул пачку ближе к женщине и достал из кармана зажигалку.
— Спасибо, — сказала Ивлева и затянулась сигаретой.
— Думаю, нам стоит начать с самого начала, — с недовольной миной сказал Даниил. — Представьтесь.
Ивлева Марина Анисимовна, 1964 года рождения. Уроженка украинского Житомира. Переехала на Север в 1985-м, даже не представляя, что через пять лет город начнет скатываться в яму из-за закрытия большинства градообразующих предприятий. Впрочем, не одна Ивлева попалась в эту ловушку. Со второй половины 90-х город стал абсолютным рекордсменом по относительному сокращению численности населения.
Кто-то уезжал, кто-то оставался. Ивлева осталась. Большую часть времени работала продавцом в продуктовом. Какой-то период жизни (самый светлый, как предположил Даниил) она посвятила семье. Муж, ребенок. Затем развод, ребенок остался с отцом. О том, в какой момент жизни появилась всепоглощающая тоска и бутылка водки, Ивлева не сказала. Да и к делу это не имело никакого отношения.
— Как часто Черепанов навещал вас? — задал вопрос Даниил, делая пометку в тетради.
Беседу вел в основном он. Евтушенко в какой-то момент почувствовал неприязнь, возникшую у коллеги в отношении Ивлевой. Потому и молчал, дабы в подходящее время использовать подходящие слова.
— Раньше так получалось, что раз в два месяца. Как приезжал, денек-другой в городе был, и когда обратно уезжал, к себе домой. Вахтовиков обычно на перевалочном пункте селят, но в город выйти не запрещено.
— Вы сказали, так получалось раньше.
— Ну да. В последнее время он редким гостем стал. Все говорил, что теперь сразу с месторождения на самолет везут. Хотя я знала, что все это брехня. Но мужика ведь силком не затащишь. Да и гордость, знаете ли…
— Но в прошлый четверг Черепанов, все же, объявился, так?
— Да, — Ивлева потушила сигарету. — Сказал, что вернулся по делу. Я еще удивилась. Ну какие дела могут быть у него здесь? Он ответил, что дела особые. Сказал что-то про администрацию. Да, точно, он говорил, что дела в администрации, но я и не слушала особо. Он еще сказал, что, мол, видимся мы с ним в последний раз. Как в воду глядел. Может, знал, что с ним случится? Как вы думаете, товарищ офицер, люди могут видеть будущее?
Даниил ничего не ответил. Он сделал еще несколько пометок, после чего отложил тетрадь и ручку.
— Не могут, Марина Анисимовна, — сказал Евтушенко. — Иначе и преступлений не было бы. Вы так не думаете?
Он поблагодарил ее за то, что она по собственной инициативе обратилась в милицию. Не мог, правда, понять, что толкнуло ее на этот поступок. Знал, что такие, как Ивлева, обычно ментов сторонятся. По этому поводу он и хотел поговорить с ней, но уже без Даниила.
— Отойдем ненадолго? — предложил он коллеге. — Нас там Першин вызывал…
Даниил подыграл своему старшему коллеге. Кивнув, поднялся из-за стола и направился к двери.
— А мне что делать? — с испуганным видом спросила Ивлева.
— Да вы посидите пока, — с улыбкой ответил Евтушенко. — Мы по служебным делам, на пару минут. Сигареты в вашем распоряжении.
Вместе с Даниилом они отошли от кабинета на порядочное расстояние — в другую часть коридора, где быстро обменялись мнениями. Пришли к тому, что больше всего подозрений вызвала тревожность Ивлевой. Была ли эта тревожность вполне закономерной реакцией на известие о смерти любовника? Или же вкупе с тремором давалась как последствие вчерашней пьянки? Глаза Евтушенко загорелись, когда он стал задаваться этими вопросами.
— Скажи честно, Пал Палыч, — обратился к нему Даниил. — Ты получаешь кайф от работы? От такого общения?
— Ну а как иначе? — усмехнувшись, ответил Евтушенко. — Моя работа — это та причина, по которой я сохраняю былую прыть. Чуть расслаблюсь — сразу в труху превращаюсь. Ты будешь таким же, парень. Придет время.