— Я что, врать буду? — обиделся Луханов. — Раз пять звонили.
— И что говорили?
— Тексты примерно одинаковые: «Мы пикетчиков на шоссе сделали и тебя, гада, сделаем, если поезда не пойдут».
— И вы так легко к этому относитесь?
— Да я очень серьезно к этому отнесся, — сказал Луханов, — когда мне в два часа ночи прошипели в трубку, я сразу в милицию бросился звонить. А когда в течение трех часов мне еще два раза позвонили, и каждый раз разные голоса услужливо брали на себя ответственность за теракт — то я, извините, успокоился.
Луханов хмыкнул.
— На путях стоят тридцать поездов, в каждом поезде по шестьдесят вагонов, у каждого вагона хозяин кипятком писает от злости. Радио у нас все слушают, — я еще удивляюсь, что только пять человек позвонили.
Помолчал и добавил:
— Я так думаю, что это и из независимого профсоюза могли звонить. Чтобы поколебать мою преданность делу рабочего класса.
— А бандиты могли звонить? Местные, угольные?
Луханов подумал:
— Могли и они.
— А кто в городе крупные бандиты? — спросил Черяга.
— Да я откуда знаю? Негатив, наверное. Негатив был самый крупный, весь город держал, главный банк в городе держал — «Восточный», мэра на поводке водил.
— А я думал — Чернореченсксоцбанк самый крупный.
— Это теперь. А раньше «Восточный» был.
— И что с ним случилось?
— Обанкротился.
— Что так? Слишком много денег бандитам отстегивал?
— Да нет, я же вам говорю — он и был бандитский, Негатив в директорском кабинете ноги на стол клал. Говорят, что угольные директора положили в банк кучу денег. Левых. Ну, когда Негатив это увидел, у него слюни потекли, он эти деньги распихал по невозвратным кредитам и говорит директорам: извините, банк лопнул. Как-то никто к нему сильных претензий не предъявлял.
— А мэр?
— Мэр у нас теперь новый. Раньше у нас был Куманов. Сергей Витальевич. Ба-альшой друг Негатива. Засветился он с этим банком по полной программе, туда же еще вклады населения привлекались, Куманов аж по телевизору выступал и банк нахваливал, как водку «Кристалл». Ну, народ его только что на клочки не разодрал, когда банк накрылся.
— А новый мэр?
— Да он у нас сеть магазинов держал, все столбы плакатами предвыборными оклеил. Народ уж плевался-плевался, а кого выбирать-то? Два угольных генерала в мэры баллотируются и этот, Курочкин. Плюнули да проголосовали за Курочкина.
— А как Курочкин с Негативом?
— Да не очень. Когда выборы-то были, Негатив ему был заместо табуреточки, весомая поддержка. Деньги, наверно, давал. А как выборы кончились, Курочкин сказал табуреточке: спасибо, что постояла. А я уже наверх залез, мне тебя несподручно с собой тащить.
— И что же Негатив?
— А что Негатив? Негатив к этому времени увял. Директора на него злые, мэр на него злой, он свой кусок нахапал и сидит тихо. Да мэр с ним особо и не ссорился, они и за ручку здороваются, и на футбольный матч ходят вместе.
— А народ как к Негативу относится? Коль скоро он вкладчиков обворовал?
— Да что народ! Негатив вон в областное собрание баллотировался, по Малиновскому округу, там каждому пенсионеру в дом принесли пакет с заморской колбасой. Народ чавку раскрыл, 94 % проголосовали за Негатива. Он, Негатив, вообще щедрый. Рубль отнимет, копейкой непременно поделится. Кто сейчас забастовщиков кормит? Он, а не Крот с Чередой. Сам возит и казаков заставляет.
— А-а, — протянул Черяга, — так это его парня убили вчера? Который хлеб пикету возил?
— Да наверно его, — подумав, ответил Луханов. И прибавил: — Ой поймает Негатив этих козлов, надерет им задницы, не посмотрит, что спецслужбы!
— А зачем Негатив еду возил?
— Я знаю? Возил и возил. И мы брать ее будем, так и скажите в Москве — если нам не дает хлеба государство, мы будем брать его у бандитов. Потому что бандиты получаются человечней всяких чубайсов!
— А где я Негатива могу найти? — спросил Черяга.
Луханов пожал плечами.
— А бог его знает. Поищи в «Сирене». К вечеру.
Терком располагался в маленьком домике напротив обширного здания «Чернореченскугля». В приемной Луханова было пыльно и пусто, и престарелая секретарша играла на маломощном компьютере в «Тетрис». По просьбе Луханова секретарша вынесла Черяге красную папочку, завязанную тесемками, и они расстались.
Улица Коновалова, пересекавшая город с запада на восток, была названа так в честь начальника комсомольской стройки, прославленного залетным московским писакой Александром Панфеевым в романе «Черное золото». В романе изображалась борьба прогрессивного комсомольца-рабочего с инженером-ретроградом. Инженер-ретроград утверждал, что количество коксующегося угля в Чернореченске совершенно недостаточно, чтобы обеспечить нужды соседнего Ахтарского меткомбината, а без коксующихся углей чернореческие шахты себя не оправдывают. Рабочий же изобретал процесс, позволявший превратить энергетический уголь в коксующийся. В конце инженер оказывался вредителем, засланным японской разведкой для подрыва боеспособности советской родины, комсомолец становился начальником стройки, а коксохимический цех АМК весело поглощал состав за составом из Чернореченска.
Первого хозяина Чернореченска действительно звали Коновалов, но он бы не комсомольцем, а бывшим унтер-офицером, выросшим к 1929 году до начальника Чернолага. Чернореченск сооружали ссыльные кулаки и спецпереселенцы, они же вкалывали в шахтах, и во всем романе не было ни слова правды, кроме того, что в 1929 году чернореченский уголь был и вправду рентабелен — рабский труд ничего не стоил.
Ни при каком другом общественном строе рентабельным он быть не мог, а энергетический уголь в коксующийся переделывать не научились до сих пор. Самородок, это предлагавший, закончил свою жизнь там же, где и прочие вредители — в шахтах Чернолага.
Московский писатель Панфеев был превосходно осведомлен об истинном положении дел, и даже выезжал в Чернореченск для детального знакомства с натурой, но роман написал бойкий. Наверное, потому, что в шахтах Чернолага трудились его отец и брат. Говорят, что в качестве гонорара писатель попросил их освобождения, но к тому времени гонорар сдох от силикоза и был похоронен в одном из бесперспективных забоев — начальство использовало готовые дырки в земле заместо кладбища. Панфееву достались только деньги и Сталинская премия. Он долго пил, а потом сел за новый роман — о героических строителях соседнего Ахтарска.
Улица Коновалова начиналась от одноэтажного вокзала и шла через весь город с востока на запад. Вдоль улицы унылым караваном тянулись панельные пятиэтажки с чахлыми липами, выраставшими из чугунных решеток. Что-то удивило Черягу в облике города, и лишь проехав пол-улицы, он понял, в чем дело: ни на троттуаре, ни в скверике под домами, ни на проезжай части — нигде не было машин, и даже чернореченский трамвай, на котором он так любил кататься в детстве — даже трамвай прошел мимо него единственный раз, раскачиваясь и гремя облупленными железными боками.
Черяга остановил джип у дома с торцом, выложенным цветной мозаикой. На мозаике был изображены рабочий в шахтерской каске, девочка и солнце. Несколько лучей у солнца отвалились и лежали желтой пылью в скверике под домом.
Он поднялся на второй этаж, и через минуту позвонил в стальную дверь с сейфовым замком, установленную совсем недавно, судя по свежим порезам на стене. Это была квартира, в которой его брат последнее время жил вместе с Ольгой.
Дверь Ольга открыла без стука.
— О! Кто пришел! Дениска пришел, — сказала она.
Ольга была в коротком белом халатике и босиком. В руках у нее была бутылка водки. Ольга пошатнулась и хлопнула глазками.
Денис прошел в прихожую. Квартира была маленькая, однокомнатная, и в раскрытую дверь Денис видел чисто убранную кухню и пестрого попугая в клетке.
Ольга хлопнулась на диван, и коротенькие полы халата разлетелись.:
— Т-ты извини, Денисик, что я пьяная. У т-тебя жена есть?
— Нет, — промолвил Черяга.