У нас в России мировые тенденции приняли облик не совсем уникальный, а уже неоднократно случавшийся в странах так называемого «третьего мира». Производят у нас капиталистически, средства производства и чиновные кабинеты перераспределяют при необходимости феодально, то есть не по закону, а интрижкой и келейным решением, главное же — чиновники, бюрократы и плутократы стремятся любыми способами выжать максимум ресурсов из вверенных им источников благосостояния, дабы обеспечить качественное потребление лично себе и своей семье. О благе страны или хотя бы собственного рода в отдаленной перспективе члены утилизационной команды и бенефициары ее деятельности в массе своей не задумываются.
С мировыми трендами на глобализацию и создание наднациональных и надгосударственных структур, претендующих на управление экономикой и политикой, наши реалии совпадают тем, что феномен утилизационной команды крайне слабо стыкуется с защитой национальных интересов. Но, и это важный нюанс, национальные интересы и коррупционно-олигархический феодокапитализм не прямо, стопроцентно и органически противоположны друг другу, они скорее перпендикулярны. Иногда интересы руководящего сословия совпадают с интересами нации, общества и государства. Верхам приходится порадеть о защите и целостности страны, в противном случае источник благосостояния исчезнет не через сто лет, это ладно, а прямо завтра.
Допустим, в 1999 году в условиях раскола верхов власть готов был взять блок «Отечество — Вся Россия», опиравшийся на самые этнократически и центробежно настроенные региональные элиты. Победа коалиции Лужкова и Примакова с Аушевым, Рахимовым и Шаймиевым наверняка быстро привела бы к ползучей конфедерализации страны, а затем — «югославскому варианту». Поэтому укрепление властной вертикали, усмирение олигархов, отказывающихся соблюдать баланс сил и идти на компромиссы, — все эти меры также принимались, исходя из сложной совокупности интересов властных и околовластных группировок, но шли на пользу государству.
В дальнейшем власть стала предпринимать и внешнеполитические меры, направленные на повышение внутренней устойчивости и привлекательности вкупе с увеличением капитализации в глазах Запада, но реально совпадавшие с национальными интересами. Сначала это было принуждение Саакашвили к миру, затем — Крым. Крым, ставший апофеозом единства интересов государства и его управляющего класса, одновременно продемонстрировал пределы этого единства. Сработала во многом экономоцентричная логика, подсказавшая, что пойдут чохом все траты на базирование Черноморского флота, а дальнейшие убытки окажутся еще больше, возможно, на порядки. Однако на пути распространения крымского успеха на Донбасс и Большую Новороссию стало переплетение интересов и связей российских и украинских бюрократов и олигархов, более «классово близких» друг другу, чем своим народам, а также тесная финансово-экономическая привязка наших властителей к Западу.
Эта привязка, называемая еще хлестким словом «компрадорство», серьезно усугубляет и без того вредную для России модель «утилизационной команды». Полбеды, когда правящий класс сплошь состоит из жуликов. Полная беда, когда виллы этих жуликов не на Черном море, а на Лазурном Берегу, счета не в российских банках, а в западных оффшорах, и за эти виллы со счетами жулики легко и с удовольствием продадут Россию не доморощенным конкурентам на жульнической ниве, а западному дяде. Для западного дяди совершенно неприемлема даже нынешняя парадигма внешней и внутренней политики России, в рамках которой интересы страны и ее руководства иногда совпадают, как поломанные часы, показывающие правильное время дважды в сутки. Запад желает вообще выломать стрелки и разбить циферблат, заменив утилизационную команду на откровенно ликвидационную.
24 апреля, в День памяти жертв геноцида армян, мы склоняем голову, вновь и вновь переживая и осмысливая ту страшную катастрофу. Мы, русские, как почти никто другой понимаем близкий нам армянский народ, ведь мы в XX веке тоже пережили страшные, в десятки миллионов жизней потери, и часто причины этих потерь могут (и должны) быть охарактеризованы именно термином «геноцид». Именно поэтому я уже говорил и повторю еще раз: поездка президента РФ в 2015 году в Ереван и произнесение им слова «геноцид» применительно к трагедии армян — один из самых мужественных его международных шагов за полтора десятилетия. Жаль, что в других, объективно более важных для нас, вопросах он и частично не проявил подобной решительности.