Я часто говорю и пишу, что основной историософский выбор России — это выбор между Достоевским и Цымбурским, между всечеловечностью и земшарной миссией — и строгой автаркией в четко очерченных этнокультурных границах. Для России, по Цымбурскому, вопрос, как реагировать на изгнание с Олимпиады, не стоял бы ни минуты. Не потому, что лично Вадим Леонидович к спорту относился совершенно индифферентно, а исходя из самой концепции «острова Россия». Более того, Россия, по Цымбурскому, просто не дошла бы до подобной стадии глубоких озабоченностей и смутных подозрений в некой недобросовестности западных партнеров.
Но и Россия, по Достоевскому, не дошла бы до нее тоже, ибо всечеловечность — это не когда всё человечество объединяется в сладостном упоении награждения тебя побоями, да ты и сам готов вложить усилия в собственное избиение. Это немного про другое.
То, что РФ — не СССР, мы уже выяснили. Но в свете установленной невозможности для любой России реагировать на репрессии МОК так, как реагирует РФ, возникает вопрос о правомерности утверждения из первой статьи Конституции «наименования Российская Федерация и Россия равнозначны». А чтобы такой вопрос не возникал и наименования Россия и РФ стали равнозначными на практике, нужен-то сущий пустяк: чтобы всякая дорога не вела у нас к лозаннскому или вашингтонскому храму.
Если Прибалтика рвет с русским культурным полем и советским наследием агрессивно, но, за исключением событий 2007 года вокруг таллинского памятника советским воинам, бескровно, то еще одна соседняя страна сопровождает этот процесс боевыми действиями, геноцидом, этноцидом и культуроцидом. Речь, понятное дело, об Украине. Для нее обособленную национальную культуру в советский период лепили не просто из наличного, а фактически из воздуха. Ведь немногие мало-мальски заметные творцы досоветского периода, в целом выбравшие именно украинскую идентичность — и те считали ее неотчуждаемой от русской, как и землю ее распространения от России. Скажем, Иван Франко, занимающий почетное второе место в пантеоне украинских писателей и называемый «великим каменя-ром», по аналогии с «великим кобзарем». Сторонники «жовто-блакитной незалежности» любят цитировать его молодые горячие строки против «москалей и ляхов», в то время как значительно показательнее его зрелые высказывания: «Мы все русофилы, слышите, повторяю еще раз, мы все русофилы. Мы любим великорусский народ и желаем ему всяческого добра, любим и учим его язык. И читаем на нем нового, наверное, не меньше, а может, больше, чем на своем…»; «Ни один умный человек, у которого есть хоть капля политического здравого смысла, <…> не мог даже в самой буйной фантазии рисовать себе возможность отделить и отгородить украинскую землю от России».
За советские же три четверти века была создана и развита именно самостоятельная украинская культура, сегрегированная от русской, пусть вроде бы все еще дружественная и не противоречащая ей. «Вроде бы» — потому что проверку временем этот тезис не прошел. Осенью 2014 года Андрей Манчук, украинский журналист и публицист левых оппозиционных взглядов, писал в своем материале о Донбассе:
«Стоит отметить, что, в отличие от своих киевских визави, которые превратили расистскую ненависть к Донбассу в свой политический дресс-код, здешние общественные активисты в массе не демонстрировали никакой «украинофобии». Еще до войны, познакомившись с лидером местного отделения Компартии в Торезе, которая работает воспитательницей в детсаду на ставке 1900 гривен, мы увидели на книжных полках в ее квартире не только Шевченко, Франко, Украинку и Коцюбинского, но и двухтомник Панаса Мирного, «Степ» Александра Сизоненко, четырехтомник Скляренко, семитомник Стельмаха, четырехтомник Збанацкого, двухтомник Мушкети-ка, двухтомник Ананьева на украинском, украинские переводы Мопассана, Коллинза и пр. Не стоит сомневаться — киевские мещане, которые жгут книги и переименовывают названные в честь писателей улицы, не знакомы даже с половиной представленных тут работ украинских авторов. И даже не слышали их имена».
При этом в приведенном Манчуком списке украинских писателей есть вполне промайданные русофобские персоналии. Возьмем, скажем, Юрия Мушкетика. Заслуженный советско-украинский, а теперь просто украинский писатель (лауреат ордена Трудового Красного Знамени, ордена «Дружбы Народов», ордена «Знак Почета», лауреат Государственных премий СССР, УССР и премии Ленинского комсомола УССР имени Н. Островского, последний глава Союза писателей УССР, а затем первый в эпоху незалежности). Два года назад он разразился монологом-обличением «Лапоть на чужой земле». Содержание, в принципе, понятно и без перевода — «дичайшие агрессивнейшие московиты», «завшивленные и дикие русские войска», «московские орды на Украине», «русский мир», который «сродни чуме».