— Подожди минуточку, — Питер, соскочив с перил, в сопровождении недоуменного взгляда оторопевшего Колина торопливо пересек балкон и скрылся в темном проеме выхода. А через минуту мягкий свет факелов, воткнутых в держатели на мраморных колоннах, осветил балкон. — Вот так-то получше будет, — Питер снова запрыгнул на перила. — И чего ты стоишь? — он, уперевшись ладонями в уже начинающий отдавать ночной прохладе накопленное за день солнечное тепло мрамор, подался чуть вперед к застывшему в нелепой позе Колину и мотнул головой. — Продолжай демонстрацию его великолепия.
Колин опустил руки, одернул камзол и покрутился на месте, чтобы Питер мог разглядеть его со всех сторон.
— Ну, как?
— Я бы сказал — непривычно, — Питер, оценивая действительно роскошный наряд, дернул уголком губ.
— Тебе не нравится? — Колин нахмурился, не понимая реакции Питера. — А если вот так? — он, гордо задрав подбородок и выпятив грудь, не спеша прошелся сначала в одну сторону, потом в другую. Остановился, высокомерно посмотрел на сдерживающего смех Питера и, заложив руки за спину, снова принялся важно дефилировать.
— А так ты похож на напыщенного индюка, — Питер все же не сдержался и залился смехом, наблюдая за этим забавным дефиле. — Или на павлина, который распустил свой хвост. Ты что, так вышагивал и перед листерийскими дамочками? Там что, так принято? — глядя на то, как Колин принялся выделывать какие-то нелепые пируэты, Питер завалился набок, корчась от смеха. — Прекрати так скакать… Что это? В Листерии такие смешные танцы? Или это такие приемы флирта? Это… Это он тебе говорит, что делать? — он уперся ладонью в мрамор перил и, оттолкнувшись, снова принял сидячее положение и, чтобы больше не заваливаться, вцепился пальцами в край перил. — Ой, не могу-у-у… — он наклонился вперед и помотал головой. — Спроси его: он на эти ужимки подцепил ту симпатичную блондиночку, которая не отлипала от него? О, господи-и-и…
Смех быстро перерастал в какую-то необъяснимую истерику, и Питер, захлебываясь весельем, запрокинул голову и резко отклонился назад. Настолько резко, что мрамор перил, за которые он держался, выскользнул из его пальцев. И если бы не молниеносная реакция Колина, который успел своим крюком зацепить пояс на его куртке, то Питер, наверняка, свалился бы с балкона.
— Осторожнее, — в голосе вроде как спокойствие, но сопровождаемое еле уловимыми звенящими металлическими нотками, и Питер успевает заметить испуг, промелькнувший в снова потемневших до серости штормового океана глазах, прежде, чем сильным рывком его буквально бросило в раскрывшиеся объятия. До боли знакомые… Как и запах, который Питер жадно втягивает, прижимаясь носом к ямке под кадыком. Свежесть океанских ветров и просоленная корабельная древесина… Ему знакома и крепкая хватка обнимающих его рук. И он через куртку чувствует, как по его спине осторожно скользит металлическое острие — вдоль позвоночника, через левую лопатку к плечу, которое предсказуемо фиксируются крюком. Так делает… Киллиан… — И ту блондинку, о которой ты спрашиваешь, зовут Хильда, — тихим шепотом на ухо и носом вдоль пульсирующей на шее сонной артерии к чувствительному месту прямо над ключицей.
— Хильда? — Питер трется щекой о мягкую колкость щетины и теряется в ощущениях, потому что снова не понимает, с кем разговаривает в данный момент. Он отстраняется, чтобы попытаться в этом разобраться, и тонет в бездонном как океан взгляде… Киллиана. Он уверен в этом… — Ты говоришь о Хильде Милд? О той самой дамочке, из-за которой сбежал Бен?
— Именно, — вокруг глаз вспыхнули знакомые лучики морщинок, а губы растянулись в широкой улыбке. — Она невероятная.
— Даже так? — Питер нахмурился и скривил губы.
— Даже так, — Киллиан передразнил интонацию Питера. — Как-нибудь я расскажу тебе о Хильде. И она, кстати, помолвлена с Беном и скоро станет родственницей Верховного Мага Листерии. Так что, не ревнуй.
— Так ты знаешь, что Хеллион стал Правителем Листерии? — Питер удивленно дернул левой бровью.
— Я не знаю, чем закончилось последнее испытание, — Киллиан пригладил ладонью растрепавшиеся вихры своего мальчика. — Но думаю, что раз и он, и Феликс здесь, то значит, все прошло успешно, и Листерия признала нашего Хеллиона своим Правителем и открыла свои границы.
— Да, — Питер кивнул логичным рассуждениям. — И еще это значит, что твой «Веселый Роджер» может покинуть Листерию.
— Думаю, что правильнее будет, если «Роджер» останется в том Мире. Реальность Феликса…
— Реальность Феликса — это не твой корабль, — Питер поспешно перебил Киллиана.
— Но Глум говорил… — вновь открывшиеся обстоятельства немного ошарашивают, и Киллиан замер, осмысливая услышанное.
— Он врал. Он всего лишь использовал тебя и твой корабль, чтобы найти своего Цепного Пса, которым, видимо, очень дорожил и поэтому заключил его реальность в медальон Верховного Мага Листерии, рассчитывая соединить со своей. Вот только обстоятельства сложились так, что планам Глума не суждено было сбыться, а медальон соединил реальности Феликса и Хеллиона.
— Ты уже знаешь про них? — Киллиан удивленно и немного недоверчиво повел бровями.
— Про Глума и про реальность Феликса мне рассказал Хелли. А в остальном… — Питер ухмыльнулся. — Трудно было не догадаться, когда это чувствуется во взглядах, в жестах, разговоре… И знаешь, я рад за них, что они теперь вместе. Рад, что они сейчас в Неверлэнде. Потому что, если бы Хеллион не подсказал, где тебя искать, то мы бы и не увиделись, — спокойствие штиля во взгляде Киллиана на миг подернулось рябью волнения. — Я не чувствовал тебя… — вцепившись пальцами в камзол, Питер комкал серебро роскошной вышивки и не отрывал взгляда от любимых глаз, радужка которых в лунном свете казалась серо-серебристой с золотистыми вкраплениями мерцающих звезд. — Сначала я ждал тебя у портала Хеллиона, затем мне на мгновение показалось, что я почувствовал тебя, и подумал, что ты в лагере, а потом решил, что ты ждешь меня на нашем утесе… — Почему ты оказался здесь? — Питер отвел глаза только на мгновение, когда отвлекся на съехавший с его плеча крюк, но, снова подняв голову, успел заметить, как чернота зрачков глаз Киллиана на мгновение заполнила радужку…
— Потому что ты пообещал забрать меня этой ночью в своей Неверлэнд. А ты всегда выполняешь свои обещания.
— Но… — ответ немного озадачивает Питера, потому что такое обещание он давал вовсе не Киллиану, а это значит, что подсознание снова уступило место сознанию. Питеру кажется, что еще немного, и он сам начнет путаться в своих реальностях. — Почему ты оказался именно здесь, на этом балконе?
Red — Part Thatʼs Holding On
— Не знаю… — Колин пожал плечами. — Сначала я действительно был на утесе. И знаешь, вид с него напомнил мне одно место на побережье Ванкувера… Ты помнишь это место, с которого все началось в нашей другой реальности? — вместо ответа — улыбка полная грусти и сожаления, однозначно говорящая о том, что Питер знает, о каком месте говорит Колин. — Там было красиво, но я был на нашем утесе совсем недолго. Потому что, как только подумал о тебе и о том, что хотел бы продолжить то, на чем остановился, то оказался здесь…
— О чем ты?
«Был на нашем утесе» — так может сказать Колин, который знает о месте в их настоящей реальности, чертовски похожее на их с Киллианом излюбленное место здесь, в Неверлэнде, и которое как раз именно Киллиан называет «наш утес». Но в этот раз Питер не путается в том, с кем именно разговаривает. Он никогда их не разделял, пока каждый из них находился в своей реальности. А теперь, когда они оба оказались в его Неверлэнде, Питер не воспринимает их как единое целое, и точно знает, что сейчас смотрит в глаза Колина. Но ему все труднее улавливать смены сознания и подсознания…
— Вот об этом, — Колин подается вперед, будто намереваясь поцеловать Питера, но останавливается в нескольких дюймах от его лица.
Он осторожно проводит прохладным металлом по приоткрытым губам, скользит острием крюка по его груди и цепляется за шнуровку куртки, удерживая Питера на месте и лишая его возможности отстраниться. А Питер и не собирается этого делать. Напротив, он тянется к нему и аккуратно прихватывает зубами нижнюю губу. Колин знает, что после этого последует поцелуй, но в этот раз он перехватывает инициативу. Он соскучился по ставшей недоступной в их другой реальности близости. Он больше не может терпеть и буквально сминает торопливым поцелуем губы своего мальчика, который с тихим стоном отвечает на его порыв. Они оба соскучились, поэтому их поцелуй получается долгим настолько, что Колину кажется — он теряет связь с этой реальностью и проваливается на следующий уровень сна. И это заставляет его оторваться от желанных губ, чтобы заглянуть в теплую зелень глаз, в которых отражаются пляшущие огоньки света факелов, и прошептать: