– Что не так-то? – обратился я сразу к ним троим, и на всякий случай оглядел себя. Нет, все нормально. – Опрятный внешний вид красноармейца, а тем более командира, это один из основополагающих принципов на котором держится Красная Армия, не в упрек вам товарищ старший лейтенант будет сказано, все-таки один против скольких вам повоевать пришлось? Да, вольно старшина. Вольно.
– Четверо. По двое с каждой стороны от дороги выскочили, но один из тех, что со стороны водителя был, побежал к полуторке гранату в кузов бросить. А одного, что с нашей в схроне лежал, машина слегонца зацепила, когда с дороги съезжала. Иначе бы мне сразу хана была.
– Если бы не водитель, возможно, что нам всем хана была бы. Ты вот что старшина, кем говоришь бойцы у тебя по воинской специальности числятся?
– Минометчики мы. Вчера только прибыли и нас пока на хуторе в пяти километрах от сюда разместили, – зачастил он, очевидно собираясь пересказать мне всю историю своего подразделения.
– Значит, следом за диверсантами вас посылать глупо, – прервал я его, и тут же пояснил, видя, как старшина набирает в грудь воздуха, желая рассказать, какие они на самом деле крутые вояки. – Со стопроцентной вероятностью на мины или засаду нарветесь, только людей потеряете, да и мало вас. А есть дела более срочные. Во первых, давай нашего раненого в госпиталь отправим. Не дело это, человека, которому мы жизнью обязаны без помощи оставлять. Потом организуй охрану места происшествия, до приезда компетентных органов.
– А с телами, что делать?
– Тела? Да вот к обочине, вон туда, сносите, их перед захоронением осмотреть нужно будет. Приметы там особые или еще что вдруг понадобится.
Старшина, немного разочарованный тем, что не удалось повоевать, убежал командовать своим отделением. Красноармейцы, споро соорудив из винтовок и плащ-палатки, носилки унесли раненого. А я, не выдержав сосущего чувства голода, под благовидным предлогом пополнить патроны в револьвере, скинул с плеч рюкзак. Ну, а раз уж достал сало, то не убирать же его обратно не попробовав. Инженер, увидев как я нарезаю беленькое с розовыми прожилками сало, едва сдержал рвотный позыв. Это он на мертвых немцев насмотрелся. А мы, со старшим лейтенантом, приняв по семьдесят пять грамм с удовольствием закусили.
– Хорошо стреляете, товарищ капитан, – заметил последний, прожевав приличный кусок бутерброда, – оба попадания в голову. У одного входное отверстие над правым глазом, у другого над левым.
– Я еще и крестиком вышивать могу, – отшутился я, фразой из мультфильма, который присутствующие еще не скоро увидят. Впрочем, шутка прошла, даже инженер перестал кукситься и от второй рюмочки уже не отказался, а затем и за салом потянулся.
Говорить соратникам, что метателю гранаты я целился, как это и положено по всем уставам и наставлениям, в центр корпуса, а совсем не в голову, защищенную каской, не стал. Пусть останусь у них в памяти великим стрелком.
В общей сложности на дороге мы потеряли почти два часа. Пока приехали из особого отдела, пока опросили, потом то, да се. В конце концов решили вернуться на аэродром и сообщить о случившемся вышестоящему начальству, а то по времени мы уже должны были прибыть в штаб. Как оказалось решение было правильным, за это время концепция поменялась, и пришло распоряжение доставить меня в Москву в недавно ставшим для меня родным Наркомат. Штабному самолету, который повезет почту, осталось только сделать небольшой круг до нашего аэродрома и подобрать пассажира.
Что бы не тратить время зря, я основательно подкрепился в столовой и здесь же за столом принялся писать рапорт. Слова не единожды проговоренные в голове легко ложились на бумагу и до прилета советского варианта «Дугласа», я не только закончил писать, но и дал ознакомиться с текстом старшему лейтенанту. А в качестве бонуса выдал ему копию. Ксероксов еще не существует, но есть такая замечательная штука как копирка.
На Московском аэродроме меня дожидалась точная копия, расстрелянной немцами Эмки, а вот ехать пришлось в менее комфортных условиях. Не знаю, какие инструкции получили встретившие меня сержант и младший лейтенант НКВД, но в салоне машины я оказался на заднем сиденье, зажатым с двух сторон, при том, что переднее пассажирское осталось свободным, а я опять сидел с чемоданом на коленях.