– И Вам приятного отдыха товарищ капитан. Умеете же Вы женщине приятное сделать.
Язва, как есть язва. Сказано было таким тоном и с таким выражением лица, что невольно чувствуешь себя виноватым. Ну не получился у нас ужин в ресторане, так в этом моей вины всего ни чего. Немецкие диверсанты по Москве как у себя дома ходят, а я крайний? Сейчас главное не показать слабину, иначе все – сядет на шею и ножки свесит.
– Насчет приятное делать, так я здесь не один такой мастер, – прозвучало пошловато и двусмысленно, поэтому я сразу поправился, пустив в дело грубую лесть, – забыть наши восхитительные встречи невозможно.
– И поэтому ты к малолетке в постель прыгнул, – тут же последовало нападение. Наверное, твердости в моем голосе не хватило, и сработал безусловный рефлекс хищницы.
Признаваться или не дай бог начать извиняться – прямой путь к поражению, причем к безоговорочному. Как только дашь шанс почувствовать свою неуверенность, то и не заметишь, как из тебя начнут веревки вить.
– А я давал повод предъявлять мне претензии? – Теперь моя очередь показывать характер и демонстрировать свою независимость. Правда и доводить до конфликта не хотелось бы, поэтому в интонации допускалась возможность его избежать.
Но у женщин своя логика, и быстро поняв, что режим «ревнивая жена» не сработал, Таня решила перейти к активным действиям, заменив разговор делом. Как я оказался в служебном помещении горничных сам не понял, ну а дальше сопротивляться активным домогательствам, на моем месте, не стал бы ни один мужик. Короче в номер вернулся через полчаса, провожаемый взглядом победительницы, со странным чувством, что это меня только что «поимели».
Мои соседи, допив свой «ужин», уже спали, издавая богатырский храп и наполняя воздух запахом перегара и потных ног. Выбора у меня все равно нет, даже форточку, из-за соблюдения режима светомаскировки, не откроешь – все наглухо задрапировано шторами. Однако усталость взяла свое, и сон принял меня в свои объятия почти сразу, как я нашел удобное положение на продавленном матрасе.
Несмотря на беспокойных соседей, которые кроме храпа, издавали и другие неприятные звуки, проснулся я относительно бодрым. А после водных процедур, так вообще пришел в прекрасное расположение и, насвистывая какую-то мелодию, спустился в столовую на завтрак. В наркомате был свой общепит, но покормят меня там или нет, я не знал, а в гостинице выдавали талончики, по которым кормили бесплатно, правда, довольно однообразно. Сегодня давали кашу «Геркулес» сваренную на воде и какао, к которому прилагалась булочка с джемом.
Поглощая овсянку, я задумался, с какого же времени достаточно калорийная каша, вдруг стала диетической. Ответа не нашел и уже собирался нести посуду на мойку, как в зал зашел Илья Сергеевич, и оглядевшись уверенно направился ко мне.
– Добрый день, – сказал он, присаживаясь, – приятного аппетита.
– Спасибо, не желаете ли присоединиться к завтраку.
Нет, благодарю, – и слегка поморщившись, добавил, – с детства не люблю овсянку. Хорошо, что успел с утра застать, а то бы весь день потеряли. Мне передали, что у Вас какое-то срочное дело к Пантелеймону Кондратьевичу?
– Да, я вчера звонил в секретариат, – начал я выкладывать суть моего приезда, – хотел записаться на прием, но мне ответили, что товарищ Пономаренко убыл на фронт.
– Это действительно так. Ведутся наступательные бои, и он как Член Военного Совета должен присутствовать в войсках. Но я уполномочен принимать решения в эго отсутствие, – и тут, же поправился, – если это не выходит за определенные рамки.
– Планируется проведение крупномасштабных боевых операций в тылу фашистов, по нарушению коммуникаций и путей снабжения их войск, силами партизанских отрядов и диверсионных групп.
– Вы воевали в Испании? – перебил он меня, извинившись.
– Нет, не довелось, хоть и дважды подавал рапорт, – немного удивился я неожиданному вопросу. – А почему собственно…
– Еще раз прошу прощения за бестактность. Просто фашистами называли боевиков Франко в Испании, и поэтому я сделал неправильный вывод. Выражение «немецко-фашистские оккупанты» еще не получило достаточно широкого хождения в прессе. У нас их все больше нацистами называют.