В результате наша оборона была прорвана в нескольких местах на всю глубину фронта. Повторялась картина начала войны, только вместо Павлова сейчас в поисках решения метались другие военноначальники но, по сути, повторяя его ошибки, притом, что о внезапности нападения и речи не шло.
«Быстроходный Гейнц» так жаждавший первым получить лавры покорителя Москвы, рвался вперед, обходя крупные узлы сопротивления советских войск, и уже без серьезного боя, захвативший Орел, 4-го октября под Мценском нарвался на другого гения танковых сражений – полковника Михаила Катукова. В результате полученной оплеухи и примененной против него тактики мобильных танковых засад, Гудериан не только терял технику, но и полностью лишился скорости продвижения вперед.
А на Варшавском шоссе складывалась удивительная ситуация, части которые должны были прикрывать это направление, как будто испарялись. Одни дивизии получали приказ срочно передислоцироваться на Брянское направление, другие отходить к Калуге и Вязьме. Танковая бригада, стоявшая за Юхновым, 4-го октября начала спешную погрузку на станции Мятлево.
А 53-я стрелковая дивизия, седлавшая до этого шоссе, не принимая боя, пролетела через город в сторону Медыни за несколько часов до появления немецких колон, даже не подумав о возможности использования Угры в качестве естественной водной преграды, и как будто растаяла. Так как посланный для организации взаимодействия делегат связи, до самого Малоярославца ни каких войск не обнаружил. Дороги на Вязьму и Калугу через Юхнов, то есть в тылы двум фронтам, оказались в полном распоряжении противника. Само же Варшавское шоссе на всю свою протяженность до столицы осталось без армейского прикрытия. Дорога на Москву была открыта.
О злом умысле и тем более предательстве думать не хотелось, но вспомнился разговор с генералом Лукиным, которого я немного знал по подготовке Смоленска к обороне. Принимая от Конева командование 19-й армией, последний кроме прочего передал несколько листов со списком фамилий штабных командиров, к которым по разным причинам утратил доверие, а говоря другими словами, подозревал в предательстве. Не стоило сбрасывать со счетов и немецкую разведку. Так что наши планы и расположение войск секретом для противника не являлись. В отличие от Красной Армии гитлеровцы могли позволить себя выбирать направление атаки и били по наиболее уязвимым, в стратегическом плане, местам. То есть удары были нанесены там, где плотности наших войск были ниже нормативов для устойчивой обороны. Создав локальное превосходство в силах, они без особых усилий взломали линию фронта.
На третий день наступления управление войсками было утеряно, командование не понимало где свои части, а куда уже прорвались немцы. Ещё 4-го октября в Ставке были уверены, что линия фронта находится в 150 километрах от Юхнова, а 5-го в город вошли немцы. Планомерный отход на Вяземскую, а затем Можайскую линии обороны не получился. Кроме того даже заполнить еще не полностью готовые укрепления воинскими частями не было возможности, в виду их отсутствия. Резервы были крайне скудны. И это было еще одной из причин, по которым мы не задерживали немногочисленные колоны отступающих, им предстояло в нашем тылу восстановить хотя бы какое-нибудь подобие линии фронта.
Что с начала немецкого наступления делал я? Да как обычно, раз уж не получилось предотвратить катастрофу Западного фронта, занялся любимым делом всех попаданцев в ВОВ – начал кошмарить неприятеля, используя наличные силы центра подготовки парашютистов. Нашей задачей в ближайших оперативных планах было не удержать позиции любой ценой, а нанести потери противнику, максимально задержав его продвижение вперед. Пространство разменивалось на время. Других вариантов попросту не было, так как единственным боеспособным соединением за нашими спинами стали Подольские курсанты, спешно занимавшие позиции укрепрайона у Медыни и Малоярославца. В третий раз, с начала войны, я становился свидетелем, как на пути немецких дивизий вставали учащиеся и преподаватели военных училищ. Сначала Борисовское танкотехническое, затем под Красногвардейском Ново-Петергофское военно-политическое погранвойск НКВД, сейчас два Подольских – артиллерийское и пехотное.
Среди проходящих мимо взгляд зацепился за знакомое лицо. Точнее сначала разглядел прыжковый комбинезон и уже потом, я пристальнее всмотрелся в красноармейца. Точно – это парашютист одной из групп посланной Старчаком на шоссе западнее Юхнова еще в первый день обороны. Боец шел, что называется в автоматическом режиме, то есть фактически спал на ходу, придерживаясь рукой за телегу с ранеными и механически переставляя ноги. Я окликнул его, но внимания не привлек. Один из десантников поспешил к дороге и хлопнул товарища по плечу: – Саня очнись. Командир зовет.