На совещании я ни чего нового для себя не услышал, основное почерпнул из разговоров штабистов чуть раньше и поэтому еле сдерживал себя, что бы ни зевнуть. Как и планировалось основной темой стал переход войск Западного, Резервного и Брянского фронтов, исчерпавших наступательные возможности, к обороне. Таким образом, активную фазу двухмесячных боев на Смоленском направлении можно было считать законченной. Докладчики строго придерживались регламента, вопросы у присутствующих возникали крайне редко, так как предусматривалось, что армии получат письменные приказы, а у остальных все решалось в рабочем порядке. По окончании трехчасовой говорильни я был как вареный овощ, спать хотелось неимоверно. Это штабникам хорошо они привычные ложиться только после того как в кремлевских окнах начнет гаснуть свет, а у нас режим – подъем в шесть, отбой в двадцать три ноль-ноль. Большинство командиров сразу убыло на передовую, там тоже время суток часто особой роли не играло.
От предложения Худякова поехать к нему на поздний ужин, я отказался, пообещав заскочить завтра с утра, так как опасался, что посиделки могут затянуться, нарушив мои планы на следующий день. Раз уж оказался рядом с цивилизацией нужно воспользоваться этим сполна, к тому же и бюрократической писанины поднакопилось и проще решить часть вопросов на месте.
Добравшись до места ночевки, еще раз пожалел, что оставил не штабную машину. Ночи уже достаточно холодные, что бы без крайней нужды спать под открытым небом, да и натянутый тент поможет разве, что от дождя. Повезло, что механник-водитель думал так же и договорился, что бы нас пустили переночевать в один из домов. Молодая хозяйка, постреливала глазками и сетовала, что от мужа «ни слуха, ни духа», но я на ее намеки не повелся, а сразу завалился спать на выделенное койко-место. По какой-то прихоти судьбы это опять был топчан на основе старого сундука, очень похожего на тот, что в августе, приютил меня на несколько дней в немецком тылу.
Следующий день был наполнен беготней по всей Вязьме, включая и ближайшие окрестности. Оперативный отдел – штаб фронта – разведотдел – штаб ВВС – политотдел – тыловые подразделения. Гусеничную технику на улицы города не пускали, пришлось выпрашивать машину у Худякова. Там же состоялся и более развернутый разговор о новой взрывчатке.
– Сам понимаешь, что вопрос ее производства в промышленном масштабе решается на уровне руководства наркоматов, а то и правительства, – начал Худяков. – Придется подготовить мотивированную докладную записку, так, что давай садись и все подробно рассказывай. Все, что по этому поводу помнишь.
– Да, что я там помню-то, – попытался я отмазаться, предполагая, что мне и поручат писать докладную. Дело конечно нужное, но мне сейчас точно не до этого. Все равно вопрос быстро не решится, а мне время дорого.
– Вот все, что вчера мне рассказал, то и повтори. Только деталей побольше. что бы было с чем работать.
Повздыхав и поломавшись для вида, я под запись, специально выделенному для этих целей сотруднику поведал все, что знал. К своему удивлению, Худяков оказался прав, и я добавил еще несколько подробностей к вчерашнему рассказу, точнее красочных, художественных деталей. И начал с того как англичане в конце мая 1941 года выловив, наконец, немецкий линкор «Бисмарк», безуспешно топили его всем флотом, пока экипаж поняв, что вырваться не удастся, сам не подорвал арсенал. Или, как там, у флотских называется место хранения боеприпасов на корабле. Оказалось, что боевая часть английских торпед не обладает достаточной мощностью для пробития брони новейшего немецкого линкора. В свою очередь у немцев с этим все обстояло с точностью до наоборот. Попаданием всего одного снаряда главного калибра тот же «Бисмарк» просто пополам развалил линейный крейсер, преследовавшей его эскадры. Эти сведения широко освещались в нашей печати, причем с некоторым злорадством по отношению к обеим сторонам. То, что немецкая взрывчатка мощнее на тот момент было известно многим, да и они сами этого не скрывали. Охотно хвастаясь тем, что смогли решить проблему, над которой все химики мира безуспешно бились почти тридцать лет. А заключалась она в том, что тол – как взрывчатка, идеален для всех типов боеприпаса, кроме бронебойных. Так как для его стабилизации и предохранения от преждевременной детонации при сильном ударе, применяются специальные присадки, снижающие мощность подрыва вдвое. В общем, немцы не удержались, и хвастаясь достижениями, стали водить на свои заводы экскурсии наших военных и торговых представителей. Естественно, что разведка этим воспользовались и кто-то смог «потрогать» новую взрывчатку руками. Потрогал и умудрился, под неусыпным надзором сопровождающих, зацепить под ногти немного вещества. Таким образом, образцы попали в Советский Союз, где не смотря, на свое мизерное количество были изучены и разобраны на составляющие. В результате у нас смогли получить аналогичное взрывчатое вещество, правда, немного слабее оригинала. Но химик Ледин на этом не остановился и смешав тротил с новой взрывчаткой и алюминиевой пудрой получил взрывчатое вещество почти в два раза мощнее немецкого, и обладающего очень высокими зажигательными свойствами.