Выбрать главу

Арми завершил свою речь, своим характерным «бывай» и ушёл в дом, оставив меня для принятия правильного решения для дальнейшей жизни или, возможно, смерти. Хочу ли я жить? Безусловно, ведь шанс выжить был дан мне не для того, чтобы я собственноручно себя же и свёл в могилу. Я должен был положить конец своей вечной скорби по прошлому и, наконец, жить в настоящем, с новыми целями, друзьями и новым собой.

По прошествии месяца со дня моего семнадцатилетия, изменилось не много. Я по-прежнему ненавидел ранний подъем в школу, но, к сожалению, деваться было некуда. Мы с Томасом часто зависали вместе после школы, обсуждали всякую ерунду и просто весело проводили время.

Мои отношения с отцом принимали все более крепкий характер, за это время мы здорово с ним сплотились. Я постарался закрыть глаза на свои старые обиды ради воссоединения с единственным кровным родственником, что у меня остался. Помимо отношений я поставил себе и ряд условий, которые я должен был бы обязательно выполнить: продолжать учиться играть на гитаре, уже пробовать сочинять простейшие мелодии и, самое важное, учиться писать текста. Рассказывать о своих чувствах через музыку было прекрасной возможностью разгрузиться и просто плыть по течению дальше, пока не прибьёт к очередному берегу.

Собрав свой рюкзак, я направился вниз, где меня уже ждал Томас, сообщивший прошлой ночью о том, что теперь у него есть машина и мы будем ездить как настоящие короли школы.

Выйдя из мотеля, я еле держался, чтобы не заржать от увиденной картины, увиденной моими глазами. Томас стоял, опираясь на дверь своей развалюхи странного темно-зелёного цвета и с воодушевлением смотрел на меня. Я окинул это корыто скептическим взглядом, после чего попытался открыть дверь, но моя попытка оказалась тщетной.

«Оу, нет-нет, Алекс, тут надо под наклоном ручку дергать определенным, а то она немного заедает» — поспешил успокоить меня Томми.

Он подошёл к дверце пассажирского сидения, проделал какие-то махинации, но ничего не сработало. В ответ на его озадаченное лицо я дико рассмеялся, а Томас все продолжал дергать ручку.

— Томас, ты вообще уверен, что на этом можно ездить? — спросил я.

— Черт! Она только вчера работала, мать его! — вы ругнулся Томми и пнул с ноги, сопровождая криком боли, злосчастную дверь, после чего она благополучно открылась.

— А-а, так вот где у неё слабое место, — не удержался от шутки я.

Ехало это помойное ведро, ну как, оно просто ехало, поэтому я был готов в любой момент к тому, что наш транспорт начнёт разваливаться по частям. Можно ли была назвать нас королями школы, коими нас провозгласил Томас вчерашним вечером в телефонном разговоре? Да, конечно, нет, разве только королями свалки.

Спустя полчаса мы уже блуждали по школьному коридору, где Томас рассказывал о своих родителях, но, признаюсь честно, я совсем его не слушал, потому что взгляд мой был каждый день направлен в сторону того таинственного одинокого белого шкафчика, что был крайним в своём ряду. На нем по-прежнему не было никаких опознавательных признаков, рядом с ним никто замечен не был.

Шли недели, музыкальная составляющая моей жизни шла в гору, а вот мое детективное расследование под кодовым названием «Тайна белого шкафчика» так и не двинулось с мертвой точки. Я знал всех своих одноклассников, видел, где они отшиваются и где хранят свои вещи. Самой, пока что, неизведанной для меня личностью оставалась президент нашей школы – Джулия, девушка совершенно обычной внешности со светлыми волосами и темными концами. Настоящий лидер, отдаленно напоминающий мне Ребекку, только более миловидный, но только с виду. Исходя из моего короткого опыта общения с ней я сделал для себя вывод: не стоит перечить Джули, иначе беды не миновать. Мог ли принадлежать совсем непримечательный шкафчик настоящему лидеру и престижному ученику школы? Не думаю, слишком уж просто.

Как-то за очередным ланчем я смеялся над новой прической Томаса, из-за которой ему пришлось носить шапку. Видимо, там, где такое сотворили с ним кто-то на что-то отвлёкся и выбрил Томасу целый кусок волос налысо. В такие ситуации мог попасть только этот придурок, ей-Богу.