— Кто сказал тебе весь этот чертов бред, Фарелл? — она повернула мое лицо на себя, так, что мы теперь смотрели друг другу в глаза. — Я никогда не перестану дружить с тобой, никогда! Ты для меня не просто друг, ты намного больше, правда, — она заплакала и прикрыла лицо руками. Я крепко-крепко прижал её к себе.
— Бекки, не плачь, пожалуйста.
— Алекс, ты единственный настоящий друг, ты такой один, — она говорила это моему плечу, шмыгая носом. — Ничего ты не хам, ты прекрасный, Алекс, я не хочу представлять свою жизнь без тебя.
Она плакала, а я прижимал её к себе и гладил по голове. Какой же я идиот! Вся эта моя трехдневная афера обернулась мне слезами Бекки. Это так ужасно – видеть, что из-за тебя кто-то плачет. Всё равно я был жутким эгоистом и собственником, поэтому и спросил у нее:
— Кевин звал тебя на завтрашний бал?
— Да, но я сказала, что иду с тобой, — она приподняла голову и посмотрела на меня, я улыбнулся.
— Ты безумно красива, даже когда плачешь, — я не знаю, зачем сказал это. Чувства заиграли.
— Я выгляжу, как Джокер, — она улыбнулась.
Я смотрел на ее улыбку и просто не мог не улыбнуться в ответ. Как же я хотел позволить себе взять ее за руку и никогда больше не отпускать, но я боялся испортить все, что и так еле-еле держится. Я бы хотел взять ее и сбежать из Финикса, куда-нибудь в Лос-Анджелес. Самое лучшее для самой лучшей.
— Мне пора, — вернула она меня с небес на землю.
— Да, иди, спасибо, что зашла.
— Прекращай это все, Алекс, это явно не твое, — сказала она и ушла.
Действительно, это все не мое. Что же тогда мое?
В понедельник, идя по школьному коридору, замечал на себе кучу взглядов. Обычно такого не было, на меня мало кто обращал внимание, а сейчас целый избыток. Ребята перешептывались между собой, а потом, заметив мой взгляд на себе, переставали. Дело было в том, что меня взяли в школьную футбольную команду, куда я хотел попасть ради колледжа. С моими оценками он мне явно не светил, но благодаря футбольной команде, я мог даже получать стипендию. Я очень долго пытался попасть туда. Вот и просвет для моего будущего. Для многих было шоком то, что взяли именно меня.
Мы сели с Бекки за самый удаленный столик во время ланча.
— Все так обсуждают тебя, — сказала Бекки, оглядевшись по сторонам.
— Да, но мне плевать, — сказал я, хотя мне было совершенно не плевать
— Вот и правильно, обращай внимание только на одобрительные комментарии в твою сторону.
— Алекс! Я слышал, тебя приняли в нашу команду, это очень круто, — послышался этот убогий голос Кевина.
Возможно, мое отвращение было вызвано именно ревностью, но черт его бы побрал, он действительно казался гадом. Короткая стрижка, волосы, будто перекисью осветлил, до жути ущербная сережка в ухе, самые обычные карие глаза и противный голос. Чем он всем так нравился? Возможно, неплохим телосложением, но это же не так важно, да?
— Да, это неожиданно было, — как можно более спокойно ответил я.
— Говорят, ты два года пытался попасть в нее, — с фальшивой улыбкой на лице сказал он.
Держись, Алекс, просто держись.
— Да, именно так.
Господи, когда он уйдет?
Он придвинул к нашему столику еще один стул. Для себя, видимо.
— Бекки, не возражаешь, если я присяду поговорить с Алексом?
Ребекка посмотрела на меня, затем на Кевина. Она думала.
— О, да, конечно, я уже собиралась идти на экономику, пока, ребята. — Резко сказала она и вышла из-за стола.
Зачем она это сделала? Не было у нее никакой экономики, ложь это все.
— Каково это – ждать чего-то? — спросил Кевин с ухмылкой.
Явно хотел унизить меня, а я хотел ударить его. Нужно было держать себя в руках. Потасовка с новым лучшим учеником плохо бы сказалась на моей, и без того убогой, репутации.
— Это паршиво, Кевин.
Я встал из-за стола, громко задвинул за собой стул. Каждую секунду, проведенную за разговором с этим уродом, я стал ненавидеть. Во мне бушевало пламя злости и несправедливости. Не знаю почему, но я стал сравнивать себя с ним. Я не последний падонок, но учусь плохо. Он последний падонок, но при этом отличный ученик. Дело тут даже не в знаниях, а в характере. Если ты можешь строить из себя прилежного ученика – ты им и будешь. К сожалению, все строится на «если ты можешь строить из себя». Я не мог ничего из себя строить. Назревал вопрос: где эта справедливость?
— Да ладно тебе, я просто хочу подружиться, — как можно более дружелюбно произнес он.