— Отец, а чему же ты меня обучил во сне? — спросил Жихарь. — Как не знал я ничего, так ничего и не знаю…
— Так задумано, — ответил старец. — Всю мою науку ты будешь вспоминать в надлежащее время.
После чего приподнялся в воздухе, обнял всадника и зашмыгал толстым носом.
— Не доживу, не дождусь, — приговаривал он.
— Дождешься, отец, — пообещал Жихарь. — Ты же хитрый.
«А я хитрей», — подумал он и, легонько стиснув коня коленями, направил его в тихую и безопасную на этот раз протоку.
Глава шестая
Вiн кинувся на мене, кусаючись i дряпаючись, поки я, приловчившись, вдарив його обома ногами в груди.
Видно, петух Будимир действовал на речную нечисть не хуже козла: никто из воды не выглядывал, не угрожал, не манил. А плестись вдоль берега пришлось долго — ехать прямо не пускали скалы.
«И почему я пологий-то берег не выбрал?» — удивлялся себе Жихарь. Здесь, на узкой песчаной полоске, любой недоносок мог сверху зашибить его камнем, а потом спуститься и обобрать покалеченного.
— Давай–ка поживее! — хлопнул он Ржавого по крупу и добавил для порядка: — Волчья ты сыть!
Ржавый затрюхал повеселее. Солнце встало в зенит, навалилась жара.
«Будет тебе Полуденная Роса! — приговаривал Жихарь в уме. — Или я дурак, не знаю, что никакой росы в полдень не бывает? Тыщу лет живешь и на тыщу вперед смотришь, а того не понимаешь, что никуда, не знаю куда, я не поеду.
Чего я там не видел? Разве что то, не зная что? Мне бы до людского жилья добраться, до первого постоялого двора. Там я этот поганый меч первому же невежде продам за булатный, а деньги проем и пропью. И дедово серебро пропью. И сапоги. Да я и золотую ложку не пощажу!» — ярился он, измучившись островным постом. Вчерашнее угощение только растравило богатырское брюхо.
Поэтому возле первого же распадка, где в реку впадал ручей, он спешился, подкрепился хлебом и повел коня по ручью, хотя идти было трудно. Но уж больно не хотелось двигаться вдоль берега.
В каждом ручье, как известно, водится свой небольшой водяной, и его-то уж с виду нипочем не отличить от простой лягушки, разве что сам скажет. Тут стала одолевать мошкара, и петух Будимир выказал себя с самой лучшей стороны. Он бойко махал крыльями, отгоняя гнус и выхватывая слепней из воздуха, — оберегал человека и коня. А те взмокли.
Не час и не два прошло, прежде чем поднялись они из распадка на ровное место. Здесь через ручей перекинули полусгнивший уже мосточек, и, следовательно, была дорога, точней, широкая тропа. Возле дороги стоял деревянный кумир Проппа, краска на нем вся облезла и выгорела.
Вместо того чтобы рассказать полагающуюся сказку, новеллу или устареллу, Жихарь мстительно прошипел:
— Обойдесся! — и вскочил в седло.
Лес по бокам становился все реже и реже, пока не сменился травянистым лугом. Пора была уже сенокосная, но тут, видно, на этот счет еще не почесались. Только возле самой дороги валялась маленькая, на дитя рассчитанная коса.
Просто так косу никто не бросит — железо дорогое. Видно, зажиточный был хозяин, если позволил себе выковать нарочитое орудие для наследника, или сам он карла? Коса лежала не так чтобы давно, едва успела покрыться желтоватым налетом. По дороге, должно быть, давно никто не проезжал, иначе обязательно подобрали бы. Рука у Жихаря была длинная, он достал косу, не покидая седла, — пригодится.
Как он и ожидал, впереди показалась деревня, окруженная невысоким земляным валом. Ворота заперты. Никаких дозорных не было, никаких мальчишек, что выпрашивают приворотные гостинцы.
Ленивый Жихарь поддел засов концом меча и сдвинул в сторону. Ворота, завизжав, разъехались внутрь. Тишина. Жихарь постучал рукой по шлему, и Будимир понял: вытянул шею и закукарекал, мысля получить ответ от здешних петухов. Но те то ли помалкивали, то ли вовсе не жили.
Жихарь ехал вдоль улицы. Дома стояли крепкие, целые, неразоренные. Возле иных сушились на кольях сети. Богатырь тронул одну рукой — пересохшая бечева сломалась.
«Зараза!» — похолодел Жихарь. Он осторожно отворил мечом ставню ближайшей избы и заглянул. Там было пусто, на столе стояли кринки и миски с засохшей едой. А так полный порядок, и непохоже, чтобы люди взяли и снялись с насиженного места в страхе перед мором или нашествием. Во дворах стояли телеги, на стенах сараев висела конская упряжь. Ни одной живой души — ни цыпленка, ни собаки, ни кошки…