Физически и ментально я был сильнее, чем когда-либо. Мои показатели като-активности зашкаливали, энергетическое тело словно стало цельным, не собранным по осколкам, но монолитно-прочным как никогда.
Тоже происходило и с островом, Ильпэ начал вдруг генерировать такое количество энергии силы, что нам приходилось его прицельно перенаправлять на другие планеты. Этот мир будто бы прорвало, он пробудился от летаргического сна. Да, теперь я видел разницу совершенно четко и ясно. Наш Космос болел, он был вялым и усталым, энергии хватало лишь на поддержание основных жизненно важных функций, но теперь все изменилось, встало на свои места.
Сканирование пространства показало, что основной мощный энергетический выброс произошел на Асахо, но не тогда, когда мы сняли защитный купол, а немного позже. С чем это было связано — понять я пока не мог.
Доставленные на Ра-Кратос живые участники тех событий вели себя странно. Верховные, до сих пор, прибывали в какой-то прострации, будто бы и вовсе не понимая, где и с кем они находятся, а также в чем их обвиняют. На все сто процентов замутненное внутреннее пространство, которое я не был в состоянии считать — одна сплошная мешанина неясных образов и зыбких воспоминаний.
А вот, так называемые, члены Совета семи, вели себя крайне агрессивно, отвратительная вонь их ненависти била по моих рецепторам отбойным молотком. Они, все скопом, желали мне смерти, выказывали абсолютное неуважение и пренебрежение законам истинного Космоса. Как они сохранили жизнь так надолго я тоже понять не мог, а строить предположения и догадки у меня не было времени. Но вместе с тем, их души были девственно чисты, словно и вовсе отсутствовали — белый лист, смердящий отвращением ко всему вокруг — вот так это было. У Ивока та же картина. Ничего, ни одного воспоминания или зацепки. Я насильно взломал сознание у всех по порядку, но так ничего и не добился. Все, что касалось интересующих меня вопросов, было под грифом «секретно».
Кто способен на такие фокусы с сознанием? Кто в силах переписать исписанный лист души? Кому подвластно сделать это так виртуозно, выборочно подчищая все дурные помыслы, оставляя только то, что не вызовет подозрений? Куча вопросов и ни одного ответа.
О Шае я старался не вспоминать. Но это плохо получалось, стоило мне только услышать записи допроса Малакты, который во всю глотку орал такие непотребства о моей, все еще, жене, что я чуть умом не тронулся. Из необузданного:
— Я не буду отвечать на ваши вопросы, пусть Каин спросит обо всем свою распутную женушку, которую я драл во все дыры немыслимое количество раз. Она ему поведает что к чему. Или что, боится свой грязный рот раскрыть, которым она отсасывала мне каждый день на протяжении всего времени, как мы познакомились? О, а Архонт-то у нас лопух. Как мы его весело развели, а!
Или еще круче:
— Хрен вам, а не отчитываться перед рогоносцем Каином! Пусть еще разок даст трахнуть свою шлюху-жену, и я может быть сменю гнев на милость и подкину ему пару идей-зацепок. А так, идите вы все в жопу!
Первым желанием тогда было отправить ее душу по этапу на Землю на пару с любовничком. Я даже вызвал тогда Ра Теней, приказывая ему исполнить финальный приговор для этих предателей, но в последний момент, когда уже Шитце почти покинул мой рабочий кабинет в Храме Ра, смалодушничал:
— Постой, Мцат, — тяжело вздохнул и продолжил, — готовь для всех, кроме нее.
— Понял. Ты держись давай, — грустно и участливо произнес Вамп.
Я лишь кивнул. Слабак.
Запись допроса этой лживой девки тоже не принес облегчения, юлила, что-то мямлила, про краткосрочную выборочную амнезию заливала, плакала, но всей правды так и не выдала. Не знаю, что было на уме у этой изворотливой гадины, может рассчитывала опять втереться мне в доверие, рассказав очередную побасенку. Но хватит с меня сказок про неземную и истинную любовь.
Дети оказались мои. Тесты ДНК показали стопроцентную вероятность, что я их биологический отец. Хотя я и без них это уже почувствовал еще на Асахо. Сука! Увидев их тогда, сразу после извлечения из ее утробы, я первый раз, за всю свою сознательную жизнь не удержался от слез. А кто бы смог? Это были мои малыши, мои сыновья, которых у меня насильно отняли. Я не дал их кремировать, похоронил у озера на Ильпэ, пусть этот памятник безвозвратной потере станет вечным мне напоминанием о подлости и лживости моей любимой женщины.
А то, что я ее любил, несмотря ни на что, я понял сразу же после просмотра записи ее допроса. Увидел и чуть не загнулся. Нет, землю жрать буду, но не прощу — это факт. Но удержаться от нее вдалеке было выше моих сил. Почти каждую ночь стал прыгать к ней, стоял за ограждением ее тюремной камеры в слепой зоне и смотрел, сканировал ее память, но видел все те же белые пятна и размытые образы.
Когда первый раз просмотрел воспоминание ее поцелуя с Ивоком, думал придушу ее голыми руками к чертовой бабушке, а потом и сам отправлюсь вслед за ней. Как сдержался, сам уже не понимаю, только прыгнул подальше от этой заразы и рычал, выл, словно зверь раненый, прокручивая в голове, будто мазохист, ужасный момент ее измены. А потом, как побитый, но верный пес, опять полз к ней, иногда часами сидел рядом, вглядываясь в такие дорогие сердцу девичьи черты, упиваясь ее болью, раскаянием и сожалением. Только толку-то теперь мне от них?
«— Прости меня, Кай, я так виновата.»
Конечно виновата, но такое не прощают, малышка.
И я решил, что отпущу ее, как бы меня не гнуло и не ломало, но я должен. Если уж не излечиться от нее навсегда, то войти в период устойчивой ремиссии в этой страшной болезни под названием «любовь».
Встретиться с ней лично я бы не смог, отправил Килиана. Да, я струсил, но, если бы я только немного дал слабину, то все, пиздец, тушите свет. Не простил бы, но и не отпустил, навсегда загоняя себя и ее в эту ржавую клетку нездоровых, созависимых отношений.
Правление Ра полностью поддержало меня в вопросе внесения необходимых изменений в многовековые устои. Никогда прежде Великие Архонты этого не делали, не принял мое решение и Верховный Калебан, но по-другому поступить я не мог. Мы больше не муж и жена, ни в каких смыслах, так пусть и по закону нас тоже разведут. Все, достаточно, я полностью сложил с себя обязательства перед этой девушкой, передавая ее на поруки своей семьи. Отныне это не моя головная боль.
Но спустя время, когда бракоразводные документы были готовы, подписать я их так и не смог. Рука не поднялась. Они лежали на моем столе, манили сделать последний шаг, но я, каждый раз, занося ручку над нужной страницей, пасовал.
И своему сознанию приказать я был не в силах, оно тянулось к ней всем существом, погружаясь в ее манящие объятия каждую чертову ночь. Ну и как тут забыть? Как перестать мечтать о ней, если там, в этих снах она кричит мне о своей любви? Такой вожделенной и такой теперь неуместной.
Рассказать вам сколько раз я хотел по надуманному пустяку прыгнуть к ней? О, каждый день! Раз по пять. А когда она позвонила мне, я чуть мозгами не поплыл, пытаясь не скулить ей в трубку о своей тоске. Отбился как мог, грубо, сухо, но пусть так, только не сдать позиций. Когда-нибудь же станет легче? Это сейчас тяжело, но потом будет проще. Лет эдак через сто. Или никогда. Но, быть опять ручным болванчиком? Нет уж, увольте.
А потом я узнал о том, что ее обижают. Не думал я, тупая башка, что ее шизанутая фанатичная семейка спустит на нее всех собак. Конченные мудаки. Слава Космосу, хоть у нового Иерарха водных мозг в черепной коробке присутствует — доложил о ее стычке с матерью, об всех отвратительных словах, что та ей наговорила. Вот уж нет, обижать и мучить Шаю позволено только мне, остальных в топку.
Как же я был рад предоставившейся возможности прыгнуть на Элео — словно щенок, которому хозяин кинул палку, честное слово. Но тормоза отказали напрочь. Прискакал, влюбленный полудурок, семейку ее на место поставил, от тупой повинности ее освободил, приказав выделить приличное жилье там, где она скажет и задействовать ее везде, где та захочет. Браслет, правда побоялся снимать, это, в сегодняшних реалиях было единственно мудрым решением и моим. Кто ж ее знает, что еще она способна отчебучить, а если надумает свою личину показать кому, так может и до беды вселенских масштабов дойти. Я не мог с ней быть, но и не хотел ее терять.