И тут, видимо, нервы у Катерины не выдержали. Резким движением отодвинув стул, на котором сидела, она поднялась. Узкими щелочками азиатских глаз – ну что Кирилл в ней нашел? – Катя колюче и злобно взглянула на него.
– Кто ты такой, чтобы указывать, что мне делать? Кто вы все? – воскликнула она. – Перестань жевать свои сопли, малыш.
Не знаю, умышленно она это сказала или нет, но для Бельмуда, страдающего от «комплекса Наполеона», всякое упоминание о его росте, действовало как красная тряпка на быка и больно затрагивало его самолюбие.
Он рванулся к ней, но я встал у него на пути и схватил за рубашку.
– Леша, успокойся. Успокойся. Давай решим все на трезвую голову, хорошо? Сядь, а лучше пойди в спальню, проспись. Встанешь, и поговорим, – сбивчиво пробормотал я, чувствуя непосильную тяжесть; еще пару минут – и я плюну на всех, пусть разбираются сами.
Леша вырывался, что-то кричал, но мне на помощь пришел Бар, и мы усадили его на место.
Повернувшись к Кате, я сказал:
– Катя, уходи отсюда. Ты видишь сама, что лишняя. Уходи.
– И пусть уходит быстро! – воскликнул Леша. – Иначе я выкину эту тварь с балкона.
Глеб заворочался и совершенно не к месту сказал:
– Погубила Омара. Омара, моего лучшего друга.
Не говоря больше ни слова, Катя поднялась и вышла из комнаты. Проследив за ней взглядом, Глайзер воскликнул:
– Куда ты пошла? Дверь в другой стороне!
Молчавший все время Шольц тихо сказал:
– Она пошла на кухню. Оставьте ее в покое, пусть посидит.
Я посмотрел на него и заметил, как мучается сидящая около него Аня, которая явно чувствовала себя не в своей тарелке. Поняв это, я позвал Шольца и сказал:
– Выйди на минутку.
Мы вышли в коридор. Через открытую дверь на кухню я увидел Катю, стоявшую около окна.
– Что ты хотел? – спросил Денис.
Я повернулся к нему.
– Денис, ты что, дурак? – сказал я, не сумев сдержать свою злость – он-то был ни в чем не виноват. – Ну какого черта ты притащил Аню? Ты разве не видишь, что она не в своей тарелке и только и думает, как отсюда уйти?
– Я хотел ее познакомить со всеми, – пролепетал Денис.
– Удачное время выбрал, молодец! Да она ведь теперь после этого вечера на километр к нам не подойдет! Ты этого хотел?
Денис молчал.
– Пока не поздно, забирай ее, и уходите. Чем раньше, тем лучше.
– Ладно. Я, наверное… – начал Денис и вдруг закричал, меняясь в лице: – Андрей, посмотри!
Я быстро обернулся и в ужасе увидел, что Катя стоит на подоконнике раскрытого окна.
Прежде чем я успел что-то подумать, Шольц уже оттолкнул меня и бросился на кухню. Словно сквозь какую-то пелену я увидел, как он одним рывком снял девушку с окна, и она, повиснув у него на плече, затряслась в рыданиях. На кухню прибежали Бар, Глайзер и все остальные.
Я опустился на пол и, сев на коврик возле стены, закурил.
Все стояли молча, притих даже Бельмуд. Широко открытыми глазами смотрела на всех Аня.
– Лучше бы ты прыгнула, – в сердцах сказал Глайзер, – никто горевать не будет.
– Хватит! – резко воскликнула Оля. – Уходи, Катя, уходи. А ты, Максим, замолчи хоть на минуту!
Глайзер сплюнул и вернулся в комнату.
– Я уйду, – глухо произнесла Катя. – Андрей, проводи меня.
Я чуть не поперхнулся. Прежде никакой симпатии она мне не выказывала.
Мы вышли на площадку, и я решил довести ее до дома. Возле меня оставался лишь Шольц.
– Знаешь, Денис, – сказал я ему. – Ты действительно тоже уходи. Нечего Ане здесь делать! А я позже, вечерком, зайду к тебе, хорошо?
Шольц кивнул. Я пожал ему руку. Он внимательно посмотрел на меня своими странными синими глазами и закрыл дверь. Больше я его никогда не видел.
Меня теперь часто, особенно ночами, мучает вина за то, что я не остался в тот злосчастный вечер у Глеба. Если бы я знал, как все обернется… если бы я тогда знал…
Доведя Катю до ее дома, я сухо сказал:
– До свидания. Не делай глупостей, все наладится.
Катя судорожно схватила меня за руку:
– Андрей, не уходи. Останься со мной. Останься!
– Нет, – поспешно сказал я, – меня ждут. Надо идти.
– Останься, – прошептала она, прижавшись ко мне, – прошу тебя.
Ее слезы мочили мою рубашку, и, ругая себя за слабость, я понял, что останусь.
– Хорошо. Но ненадолго.
Мы вошли в дом, и почти сразу же отключили электричество.
– У нас это часто бывает, – произнесла Катя, вытирая слезы. – Ничего, пока еще светло.
Я впервые попал к ней домой. Комнаты были обставлены обычной советской мебелью, на стенах, скорее для приличия, – несколько дешевых картин. Лишь в ее комнате стенки были обклеены постерами, и это несколько разряжало угрюмое впечатление.
Я присел на стул. На тумбочке, возле меня, стояла початая бутылка хорошего армянского коньяка. Перехватив мой взгляд, Катя равнодушно произнесла:
– Отец оставил. Если хочешь, можем выпить.
– Не хочу.
Катя тряхнула головой.
– Ладно, брось. Допьем.
Стало смеркаться. Коньяк был выпит, и меня терзало желание поскорее уйти отсюда.
Я зашевелился, намереваясь встать, но Катя, закуривая новую сигарету, внезапно сказала:
– Ты ведь тоже считаешь меня тварью. Хочешь уйти.
– Мне пора, – кивнул я, не желая втягиваться в скользкий разговор.
Катя пьяно посмотрела на меня, крутя в руках пепельницу.
– А хочешь, расскажу, что здесь произошло?
– Да, – выдохнул я. Пожалуй, остальные дела подождут.
Катя начала рассказывать. Тот злосчастный день словно ожил перед моими глазами, и, слушая циничный рассказ Кати, я краснел от гнева.
– Как ты могла сделать такое?! – вскричал я, когда она закончила.
Злоба переполнила меня, и я стал материться.
А Катя усмехнулась, барабаня пальцами по столу.
– Да, я тварь. Но я совершенно не хотела этой смерти, Андрей, поверь мне! В чем меня можно обвинить? В том, что я не смогла забыть то, что он делал со мной?!
От гнева я не смог вымолвить ни слова.
– Почему? – наконец выдавил я. – Зачем такая месть? Не давала покоя беременность?!
Катя удивленно подняла брови.
– Он тебе рассказал?
– Нет. Кирилл считал, что это великая тайна. Я узнал совершенно случайно, а вообще тебе не все ли равно?
– Ты думаешь, что молоденькой девочке было интересно узнать, что такое аборт? – жестко спросила она. – В семнадцать лет? И идя по больничному коридору, осознать, кем на самом деле был Кирилл? Какой сволочью?
Я молчал, кусая губы.
– Он умер для меня еще тогда, год назад. А потом, в июле, Кирилл и его дружки меня изнасиловали.
– Что?? – презрительно спросил я. – Изнасиловали?
– Изнасиловали, – спокойно сказала Катя, глядя мне в глаза, и я ей поверил. – Кирилл, Сергей и Богдан, Бой. Ты их знал.
Действительно, я их знал. Богдан по кличке Бой и его дружок Серега – молодые наркоманы, с которыми некоторое время общался и Омар, сам подсевший на иглу. Сейчас Бой куда-то исчез, а его дружок попался на краже и сел.
– Знаю.
– Отец был в командировке, и Кирилл пришел ко мне со своими друзьями. Зачем, уже не помню. А я, глупая дура, впустила их, несмотря на то, что все были пьяными. Мне тогда казалось, что Кирилл не посмеет больше меня обидеть. Только потом, утром, я узнала, что он проиграл мое тело в карты.
Я встал, затем сел. Рассказ Кати не укладывался в голове, и я закурил сигарету. Потом хрипло сказал:
– Как это? Продолжай.
– Ну как, – медленно произнесла Катя. – Они были пьяными, играли в карты. Кто проигрывает, приводит шлюху. Проиграл Кирилл и вспомнил про меня. Есть, мол, одна телка, которую можно трахнуть.
Да. Да! Я хорошо помнил тогдашнее отношение к ней Кирилла. Не девушка, а просто доступное влагалище.
– И что было дальше?
– Дальше? Насиловали меня все втроем, по очереди, потом еще раз. А самое главное – Кирилл так и не понял, что он сделал. Так как он считал меня девушкой на ночь, то был твердо уверен, что я получила большое удовольствие. Групповой секс. То, что надо.