Мы вернулись домой, оба мокрые и несчастные. Друзья смотрели на нас с непониманием, даже с осуждением. Но мы не искали поддержки в их взгляде. Они не смогли бы понять всю трагичность ситуации, никто кроме нас не смог бы понять.
Я приняла горячий душ, накинула на себя просторную, длинную футболку и ушла на кухню. В фильмах, главная героиня, находясь в таком положении, обязательно бы закурила, стоя у окна, но я уселась на подоконнике и, обняв колени, заплакала. Я заметила, что за последнюю неделю стала плакать больше, чем за всю свою жизнь, и этот факт не мог не беспокоить меня. Гай говорил, что я железная леди, потому что никогда не плачу. Видел бы он меня в таком состоянии...
Я вдруг поставила себя на место Гая. Он же не знает ни о чем, живет как прежде, любит меня, скучает. Может быть, чувствует... Не пишет совсем, не звонит.
Как страшно любить кого-то. Ведь этот человек совсем другой, никогда не знаешь, что происходит в его голове. Вдруг он уже давно перестал тебя любить, а ты по-прежнему не представляешь жизни без него... Вдруг он тебя никогда и не любил...
Никто не решился проведать меня, что немного облегчало мое состояние, не хотелось разговаривать даже с Валери. Ждала, пока все уснут, и когда из гостиной перестали доноситься незначительные звуки, вышла из кухни. Во всей квартире не было света, я осторожно пробиралась вперед, ощупывая пространство, наткнулась на дверь, ведущую в мою комнату, открыла ее. Кровать, на которой спали Валери, Тео и Луис освещали уличные фонари, я стояла некоторое время возле нее, и, молча, просила прощение у своих друзей, витавших во снах.... Мне было жаль, что я испортила их последние дни, проведенные в городе. Но завтрашний, последний день, внушал надежду. Я поклялась себе, что сделаю его незабываемым для нас всех.
Я вернулась в гостиную и легла на диван, рядом с Францем. Он сразу же повернулся ко мне, но густая темнота не позволяла увидеть его лицо. Мы прислушивались к дыханию друг друга....
Ночь сводит людей с ума. Она раскрепощает, освобождает от страхов и принципов, дает волю желаниям. То, что днем кажется невероятным, ночью становится возможным...
Я растворялась в его объятиях...Каждое прикосновение дарило свободу. Мне сложно было открыть глаза, я стала ватной от его поцелуев, покрывающих мое лицо, шею, плечи, таяла, словно воск свечи и не понимала, что делаю.
Мне было незнакомо это безумие. С Гаем все иначе... он из религиозной семьи, и позволить себе прикоснуться ко мне до свадьбы - недопустимая ошибка. В этом мы с ним похожи. Я не оправдывала близость до брака, поэтому выглядела в его глазах целомудренной и чистой. Мы никогда не ночевали вместе, самое большее, что он мог допустить - это поцелуи. Но когда страсть охватывала его - он уходил.
Франц не настаивал, он позволял себе целовать меня, обнимать, ласкать мое тело, но не более... я была благодарна ему за то, что он не пользовался моей беспомощностью. Мы отстранились друг от друга только тогда, когда за окном показался ранний рассвет.
Глава 8.
Я не сомкнула глаз ни на секунду, с волнением ожидая день, наступивший такскоро. Как только подсознательно хочется продлить какой-нибудь момент, вселенная сразу же реагирует на твое тайное желание и делает все наоборот. Ночь едва промелькнула, оставив на душе свой отпечаток, и снова скрылась, будто и не было ее.
Ночь всегда представляется мне в женском обличии, только женщина может быть так призрачна, загадочна и властна над судьбами других... одна ее улыбка рушит жизни, и это самый безобидный исход, который возможен.
День готовил неожиданные сюрпризы для нас всех. И они начались с раннего утра.Я сварила кофе (хотя любила больше чай), и, прислонившись открытой спиной к окну, наслаждалась его горькостью. Казалось, будто я вся чужая, незнакомая самой себе, заново рожденная. Мне был чужд запах, которым пропиталось все тело. От волос пахло мужским одеколоном, и когда я вдыхала его, кружилась голова. Перед глазами сразу же всплывали моменты нашей ночи, и внутри все переворачивалось, то ли от отчаяния, то ли от восхищения. То, что произошло между нами, кому-то показалось бы детской шалостью... кому-то похожей на Софи, но чего это стоило мне.... Я с трудом представляла большую крайность, чем ту, до которой мы дошли. И я не думала ни о чем, кроме того, как после всего этого буду смотреть в глаза Францу. А о Гае я даже думать боялась.
Когда на кухню вошла Валери, я опешила. Она, не взглянув на меня, прошла к холодильнику, достала молоко, и, все то время, пока варилось какао, мы обе хранили неловкое молчание. Рыжая девушка стояла спиной ко мне, у плиты, и внимательно рассматривала белый потолок, а я смотрела в окно, иногда на нее украдкой.
- Ты так и будешь игнорировать меня? - Спросила я, устав от неопределенности.
Ответ Валери был готов раньше, чем у меня возник вопрос:
- Да, как и ты делала все это время.
- Я не игнорировала тебя.
- Ты ничего не рассказывала, - Валери повернулась ко мне, - а я думала, что мы подруги. Самые настоящие. Как я могла ошибаться?
- Не говори так.
- Я делилась с тобой самым сокровенным, а тывсе скрывала от меня... - продолжала Валери, - как мне после этого доверять тебе?
- Я боялась твоего осуждения...
- Аврора, мне так обидно. Получается, за моей спиной происходило такое, а я жила, думая, что все хорошо. И только вчера, когда ты побежала за Францем, до меня дошло, наконец, что между вами есть что-то. И вместо того, чтобы услышать подтверждение от тебя, я услышала его от Луиса!
- Мне жаль... - я виновато опустила глаза.
- И мне жаль, что я выдумала себе эту дружбу, а на самом деле ее не было.
- Неправда.
- Правда. А ведь я верила... - голос Валери становился все тише и тише, - у меня никогда не было такой близкой подруги, и мне не стоило обнадеживать себя... Ты крутила роман с нашим другом за нашими спинами. А мы думали, что у нас нерушимая дружба!
- Крутила роман? Как же мерзко звучит. Я не верю, что все это ты говоришь мне...
- А как это назвать? Как давно продолжается все? Чего еще я не знаю?
- Прости, но твои обвинения неоправданны. Знаешь, - я посмела поднять на нее глаза, - я действительно поступила ужасно и ненавижу себя за это. Но мне не жаль, что я не делилась с тобой! Потому что ты не способна понять! Ты называешь меня омерзительной? Но разве ты постаралась выслушать меня? Постаралась узнать, что творится у меня на душе? Ты ничего не заметила... в этом есть и твоя вина. Я не понимаю, как ты могла не чувствовать мое состояние, не видеть наших с Францем взглядов, не ловить скрытые смыслы в наших речах. А ведь все время находилась рядом! Даже Луис понял... А ты слишком занята своими мыслями, чтобы замечать переживания окружающих людей, не так ли?
Как только я замолчала, ко мне пришло осознание, что наговорила слишком много лишнего. Мои слова глубоко задели Валери, это было видно по ее растерянному взгляду и трепещущим губам. Еще никогда я не видела рыжую девушку в таком состоянии. Она готова была заплакать в любую секунду. Мы больше ничего не сказали друг другу. Валери ушла, оставив на плите пролитый какао, а я так и осталась стоять у окна.
На запах горелого прибежал Тео. Он окинул всю кухню настороженным взглядом, увидел остатки закипающего какао и взял турку с плиты. Поставил ее на стол и только тогда заметил меня.
- Что с тобой, Аврора?
- Ничего...
- Тогда почему ты такая грустная? - Он подошел ко мне.
- Не знаю... - я закрыла лицо руками, чтобы Тео не увидел мои слезы.