— Ты ходишь по домам, богатые дамы примеряют перед зеркалом твои пелерины, а потом говорят: «Дорого!» Так не лучше ли тебе самой по субботам и праздникам наряжаться в эти пелерины и ходить в синагогу или в гости к соседкам? Или к нам с мамой, чтобы украсить нашу мансарду? А эти дамы будут бежать за тобой и предлагать за каждую пелерину такую цену, что вскоре ты сможешь купить серебряный самовар.
И мой умный совет пригодился ей, как нюхательный табак в Йом Кипур[43].
Когда бабушка в первый раз надела одну из своих роскошных пелерин и отправилась к нам в гости, в мансарду неподалёку от Зелёного моста, на неё и правда глазели, открыв рот. Кто узнавал мою бабушку, те удивлялись: «Надо же, как одежда меняет человека!» А кто не узнавал, удивлялись ещё больше: что за помещица явилась пешком в неказистый, грязный двор?
Когда бабушка поднялась к нам наверх, сняла пелерину, застёгнутую на горле, и бросила своё сокровище на мою вытянутую руку, я сразу увидел, что эта присланная из-за океана пелерина сотворила настоящее чудо: моя приёмная бабушка помолодела на много лет. Не пристало королеве бабушек быть такой молодой. Её чёрное шуршащее платье с острым воротником, ярко-красными, как коралловые бусины, пуговками и широкими манжетами туго затянуто в талии. Так туго, что талию можно пальцами обхватить.
Ещё я замечаю, что из седого кока на бабушкиной голове торчит заколка, украшенная бриллиантовым личиком, и оно ужасно похоже на лицо бабушки, только гораздо меньше, как, например, дождевая капля похожа на дождь.
А вдруг бабушка снова стала приёмной бабушкой?
Нет, она та же самая, просто по-другому одета. Никто в мире не говорит, как она:
— Софокла ждать, когда ты мне уже честь воздашь…
(«Софокла» значит «сколько». До бабушкиных ушей с серёжками имя греческого драматурга ещё не дошло.)
Не играет рояля!
(Это значит «не играет роли».)
Она всегда приносит мне гостинец, оранжевый, круглый плод, который называет на своём языке:
— Умноринка.
Похоже на стеклянную мозаику. Чтобы понять вкус, нужно сначала разобрать, разбить её камнем или молотком. Осколок бабушкиной умноринки однажды чуть не выбил глаз единственной старой деве в нашем дворе. Её звали Шишка. Бабушка одарила её свадебным платьем, последним из тех, что у неё были, и пообещала найти ей жениха:
— Который выучился на рябине.
(На раввина.)
Бабушка — мастерица варить брусничное варенье. Но самое вкусное блюдо, которое она готовит, называется:
— Криминад.
(Вырезка, отбитая и раскатанная бутылкой).
Ест она только:
— Полушёлковый хлеб.
Когда на улице тепло и солнечно, на бабушкином языке это называется:
— Смачный денёк.
В те годы, жаркими летними днями, мальчишки с моей улицы без устали ловили бабочек у кирпичных заводов на берегу Вилии. Ловили кто чем: картузами, старыми цилиндрами и женскими чулками, натянутыми на привязанный к палке проволочный обруч. Пойманных бабочек мальчишки приносили домой, насаживали на булавку и окунали в водку или спирт. И бабочки с золотыми и серебряными крыльями оставались увековечены в коробках под стеклом.
Если у бабочек и мотыльков есть ангел-хранитель, ему известно, что я никогда не издевался над живыми существами. Я трепетал вместе с каждой жертвой и старался держаться от жестоких мальчишек подальше.
Перед Рошашоне бабушка пришла к нам зажечь и благословить свечи. На ней была царская пелерина, вытканная, наверно, из Млечного Пути. Вместо умноринки в этот раз бабушка принесла горшочек мёду.
Наверно, что-то случилось с бабушкиной причёской, или дурной глаз виноват: на секунду бабушка вытащила заколку с бриллиантовым личиком, чтобы поправить кок. И мне показалось — нет, я был уверен! — что бабушка увидела во мне порхающего мотылька и, как те жестокие мальчишки, хочет меня поймать, насадить на свою заколку, а потом окунуть в водку, чтобы я остался жить вечно.
А надо сказать, от бабушки неслабо пахло спиртом, потому что там, где она жила, на берегу Виленки, стояли винокурни и воздух был так пропитан винными парами, что можно было опьянеть, несколько раз вдохнув.
То ли от страха, то ли от воодушевления, а может, от того и другого сразу я испустил дикий крик и выпрыгнул в открытое окно.
Окно нашей мансарды было очень высоко над землёй, на высоте вишни напротив. Из-за небольшого землетрясения, которое я устроил накануне Рошашоне, с неё осыпалась последняя горсть ягод.
43