А драконы камнем падали с неба на табун. Неуклюжие в полете, они всегда молнией кидались на добычу, сложив крылья, вытянув шею и протянув вперед когтистые лапы, готовые схватить жертву.
Харкорт прильнул к земле и обхватил голову руками.
Через мгновение единороги обрушились на них. Прямо перед Харкортом, в нескольких дюймах от его плеча, с силой опустилось копыто, глубоко зарывшись в землю и запорошив ему глаза. Еще одно копыто задело его правую ногу. Еще один единорог вырос перед ним, присел, готовясь к следующему прыжку, и перескочил через него. С поляны донесся чей-то отчаянный, душераздирающий визг, и вот уже последний единорог пронесся мимо.
Харкорт вскинул голову и увидел, что два дракона с распростертыми крыльями набирают высоту над самыми макушками леса, а третий судорожно колотит крыльями по воздуху, пытаясь взлететь повыше и лавируя между деревьями на поляне. В его когтистых лапах беспомощно бился единорог.
И еще кое-что заметил Харкорт. С вытянутой шеи дракона, который уносил единорога, свисала веревка. Она петлей охватывала шею, а ее растрепанный конец длиной футов в десять болтался в воздухе.
Харкорт протянул руку и схватил аббата за плечо.
– Видишь? – крикнул он. – Веревку видишь?
– Господи помилуй! – отозвался аббат. – Вижу!
– Не может быть, – сказал Харкорт дрожащим от волнения голосом.
– Значит, может, – отвечал аббат. – У кого еще, кроме вас с Хью, хватило бы ума попытаться посадить дракона на привязь?
Дракон с веревкой и единорогом взмыл над деревьями и, хлопая крыльями, полетел прочь. Поляна была пуста. Дракон понемногу набирал скорость, и веревка, свисавшая у него с шеи, вытянулась в воздухе вдоль тела.
– Все целы? – спросил Шишковатый.
– Я – да, – ответила Иоланда. – Меня ни один даже не задел.
Они поспешно выползли из кустов, поднялись на ноги и стояли, глядя друг на друга, все еще не в состоянии поверить, что это действительно произошло.
– Нам повезло, – сказал Шишковатый.
– Господь нас уберег, – заявил аббат. – По-моему, это значит, что мы под его защитой.
– С самого начала мы сделали большую глупость, – сердито сказал Харкорт. – Незачем было ползать по кустам и глазеть на каких-то дурацких единорогов.
Единорогов уже нигде не было видно – наверное, они все еще неслись прочь, углубляясь в лес.
Иоланда стояла как ни в чем не бывало. По ее виду никак нельзя было сказать, что ее только что чуть не затоптали единороги: плащ ее был по-прежнему чист, из прически не выбилось ни волоска.
– А что с тем человеком? – спросил Харкорт.
– По-моему, это был не человек, – сказал Шишковатый. – Я, как и аббат, решил, что это медведь.
– Но если это все-таки человек, – сказал аббат, – нам подобало бы еще немного задержаться и прочитать над ним молитву. Последнее напутствие Церкви…
– Если только от него осталось хоть что-нибудь, над чем можно читать молитву, – заметил Шишковатый.
– Мне очень жаль, аббат, – сказала Иоланда, – но я думаю, что Шишковатый прав. Не надо бы нам больше терять время. Пора двигаться дальше.
– Я убежден, что это был человек, – возразил Харкорт. – Оставить его просто так было бы неблагородно и нечестиво. Пусть он мертв, мы должны что-то для него сделать.
– Чарлз, ты не в своем уме, – сказал Шишковатый. – Сколько раз на твоих глазах погибали люди – ты это видел и шел себе дальше.
– Да, но…
– Я вынужден согласиться, – сказал аббат. – Как это ни прискорбно, нам, наверное, надо двигаться дальше. К тому же я думаю, что это был все-таки медведь.
Они направились к западу по гребню холма. Идти здесь было довольно легко, и продвигались они быстро. Иоланды не было видно – она шла где-то впереди, разведывая дорогу. Никто не заметил, как она исчезла из вида: только что была тут, и вот ее уже нет.
– Я проголодался, – пожаловался аббат. – Мы ничего не ели со вчерашнего вечера. Как насчет того, чтобы сделать остановку и закусить хлебом с сыром?
– Достань еду из своего мешка и ешь на ходу, – предложил Шишковатый.
– Не могу я есть на ходу, – возразил аббат. – У меня все в животе бултыхается и начинаются колики.
– Часа через два или около того мы сможем остановиться на ночлег, – сказал Харкорт. – Солнце стоит уже низко. Мы прошли порядочное расстояние. И прошли бы еще больше, если бы не задержались из-за этих единорогов.
Аббат что-то недовольно проворчал, но продолжал идти, время от времени ускоряя шаг, чтобы не отставать от остальных.
Прошло еще около часа, и гребень, по которому они шли, начал спускаться в глубокую долину. Над долиной клочьями висел туман. Сквозь него сверкало множество небольших озер и проток. Далекие белые холмы по ту сторону долины казались голубоватыми в свете уходящего дня.
– Болото, – недовольно сказал Шишковатый. – Надеюсь, нам удастся найти обход. Идти вброд через болото – штука малоприятная.
– Оно не такое уж большое, – заметил аббат. – И мне кажется, оно тут не совсем на месте. Болота бывают большей частью на ровной местности, а не посреди холмов.
– Болота бывают везде, – возразил Шишковатый, – где только может скапливаться вода.
– Может быть, стоит изменить наш план? – сказал аббат. – Не лучше ли нам свернуть на север и отыскать римскую дорогу? Римляне строили хорошие дороги. На них почти нет уклонов. Мы могли бы идти по ровному месту, а не плутать в густом лесу и не брести через болото.