Аббат снова двинулся вперед, остальные последовали за ним, разбудив эхо, наполнившее воздух звуками сотен шагов.
Они обошли весь храм, тщательно обыскав даже самые укромные уголки часовни и ризницу, крытые аркады и крипты, кухню и трапезную, внутренние дворики и библиотеку со шкафами, доверху набитыми рукописными свитками. На всем лежал толстый слой пыли, которая поднималась в воздух, потревоженная их шагами. Они не могли удержаться от чихания, которое эхо повторяло множество раз, как будто вокруг чихали миллионы призраков. Они попробовали позвать священника, хоть и не знали толком, как это сделать, не зная его имени, но скоро были вынуждены отказаться от своих попыток: повторяемые эхом, крики порождали такие громкие и многократные отклики, что они ничего не смогли бы услышать, даже если бы священник был здесь и захотел отозваться.
Повсюду они натыкались на надгробия, разбросанные без всякого порядка, даже в самых неожиданных и уединенных уголках. Каменная крышка одного из них свалилась или была сброшена и лежала расколотая на полу, и в саркофаге были видны истлевшие останки его обитателя. У фигуры ангела на другом надгробии была отбита голова, и ее белые, как снег, осколки валялись вокруг. Купель оказалась перевернута, покрывавшая ее тонкая резьба местами сбита.
Если не считать рукописей, найденных в библиотеке, ничего ценного в храме не осталось. Алтарь был гол, шкафы, где должны были храниться ризы, драгоценные сосуды и другие принадлежности богослужения, стояли пустые.
– Основательно здесь все разграблено, – заметил Шишковатый.
– Может быть, и нет, – сказал аббат. – Благочестивые отцы могли все унести с собой, чтобы ничего не попало в лапы Нечисти.
В конце концов, когда они уже начали отчаиваться в успехе своих поисков, в крохотной часовенке, которая притаилась в укромном углу восточного крыла и была замечена ими только случайно, они нашли того, кого искали. Во всяком случае, то, что от него осталось.
На полу лежали разбросанные в беспорядке человеческие кости. Кое-где среди них валялись клочки черной ткани – по всей вероятности, остатки сутаны. На костях виднелись остатки мяса и хрящей. Шишковатый поднял с пола череп и показал остальным. Нижняя челюсть еще держалась на месте, и видно было, что в черепе не хватает четырех передних зубов – двух сверху и двух снизу.
– Вот он, наш священник, – сказал Шишковатый.
Харкорт кивнул:
– Дядя говорил, что у него не было зубов. Из-за этого он говорил так невнятно, что трудно было разобрать слова.
– Вурдалаки, – сказал Шишковатый.
– Вурдалаки, – согласился Харкорт. – Вурдалаки или гарпии.
– Ты, кажется, говорила, что Нечисть старается держаться подальше от таких мест? – спросил аббат, обращаясь к Нэн.
– Про вурдалаков никогда ничего наверняка не скажешь, – ответила та. – Вся остальная Нечисть – это одно, а вурдалаки – другое. Им бы только набить брюхо мясом, неважно чьим.
В углу часовни, на полу, лежала куча одеял и овчин, служившая ложем. Рядом, у примитивного очага, стояли сковородка и котелок. Стена над очагом, когда-то украшенная росписью, была сплошь покрыта копотью.
– Тут он и жил, – сказал аббат. – Тут проводил свои дни в благочестивых раздумьях.
– И тут умер, – добавил Шишковатый. – Наверное, они подкрались к нему, когда он спал. Судя по всему, это случилось не так уж давно, всего несколько дней назад.
– А мы оказались в тупике, – сказал Харкорт. – Теперь некому объяснить нам, как добраться до того поместья.
– Надо идти на запад, – сказал Шишковатый. – Это-то мы знаем точно.
– Мы найдем его, – сказала Иоланда. – Найдем, я уверена.
– Нам надо придумать какой-то план, – сказал Харкорт. – Нельзя кидаться во все стороны сразу.
Они собрали кости, завернули их в одно из одеял и вынесли в сад. Там они выкопали неглубокую могилу и предали кости земле под заупокойную молитву аббата.
– Я не знаю, как его звали, – сказал потом огорченный аббат. – Пришлось называть его дорогим усопшим братом, и мне все казалось, что этого недостаточно.
– Ничего, по-моему, всё сошло хорошо, – успокоил его Шишковатый. – Ты молился с большим чувством, держался достойно и был трогательно печален.
Аббат сердито взглянул на него:
– Опять надо мной насмехаешься?
– Мой дорогой аббат, ты же знаешь, я никогда ни над кем не насмехаюсь. Мне бы это и в голову не пришло.
Харкорт сделал вид, что не замечает их перебранки, и двинулся назад, к храму. Иоланда шла рядом, остальные следовали сзади.
– У меня почему-то не выходит из головы эти горгульи, вырезанные из дерева, – сказал ей Харкорт. – Они очень похожи на ту, что я видел у тебя в мастерской. Можно, я выскажу одну догадку?
– Если ты это сделаешь, мой господин, ты ошибешься, – ответила она.
– Но ведь ты бывала здесь.
– Нет, здесь я не была. Так далеко я никогда не забиралась. И ни разу не провела здесь столько времени, чтобы успеть вырезать горгулий, если это то, о чем ты подумал.
– Я об этом и подумал. Ты должна понять, почему я так подумал. Сходство между твоей горгульей и теми, что мы видели здесь над входом…
Она покачала головой.
– Я бы не могла их сделать. Здесь видна рука гения. Они вырезаны так, что на первый взгляд кажутся каменными. Нужно как следует вглядеться, чтобы понять, что они из дерева. Может быть, когда-нибудь я достигну такого же мастерства и вдохновения. Но это будет еще не скоро. К тому же у меня нет инструментов, какие нужны для такой работы. У меня есть только то, что сделал для меня Жан.