— Нет, — ответили мы.
— Вот видите?.. Запомните: все можно купить за деньги, но только не любовь и уважение. Моя бабушка не только смогла вырастить четверых детей, но и дать им образование. Мальчик был устроен в учебное заведение на казенный счет. Благодаря добрым заказчицам девочки тоже учились. И в старших классах они становились репетиторами ленивых дочек в тех же семьях. У моей матери не было детства. Она рассказывала, как все они — три сестры и брат — помогали своей маме: у них была маленькая прачечная со стиральной машиной.
— А как бабушка Мари вышла замуж за богатого нашего деда? — спросила я. — Ведь богатые не женились на бедных.
— Он не был богат. Это его отец имел небольшую фабрику в Эльзас-Лотарингии. А мой папа много учился и, когда закончил учебу, не захотел жить чужим трудом. Он много спорил на эту тему со своим отцом. — Тетя Адель помолчала, и вдруг глаза ее вспыхнули: — А как папа познакомился с моей мамой! Это так романтично!
— Как, как?
— Это было в Париже, в 1871 году. Везде баррикады, уличные бои. Дни Парижской коммуны. И вот идет моя мама, ей тогда было семнадцать лет, статная, кудрявые волосы. Идет, несет корзину, якобы заказчице. А на самом деле под бельем лежали патроны, она несла их со склада повстанцев на баррикаду. Ее старший брат Эрнест был наборщиком типографии и сражался на баррикадах. Тогда весь трудовой Париж боролся за свободу. И не только французы. Среди повстанцев были и русские, и. поляки — все, кто честен и смел. И победили. Семьдесят два дня в Париже была коммуна.
— А потом?
— Потом те, кто хотел власти короля, напали на коммунаров. В то время шла война с Германией, во Франции был голод, немцы подошли к Парижу, они-то и пропустили в город контрреволюционные французские войска. А коммунары совсем не ждали нападения с той стороны. Была большая битва. Там есть кладбище Пер-Лашез. Я ходила туда с цветами. Все так делают, когда бывают в Париже. Потому что на том месте было особенно кровопролитное сражение, и, когда королевские войска взяли верх, они расстреляли коммунаров там же, у стены.
— А почему коммунары не победили?
— Они были неопытные. И оружия у них не было. Так вот про маму и папу: шла она, и вдруг началась перестрелка. Она бросилась под арку и не успела — пуля задела плечо. Адская боль, мама выронила корзину, но кричать не смела — на улице могли быть враги, а у нее в корзине патроны. В тот момент шел по улице мой папа. В то время он был уже самостоятельным человеком, он приехал из Грузии в отпуск, побыл в родном Страсбурге, посетил родственников в Париже, а в это время Страсбург заняли немцы, и он не мог туда вернуться. Он, конечно, бросился на помощь девушке и взял ее корзину. «О мон дье! Что там такое тяжелое?» — удивился он. «Это наши утюги», — поторопилась заверить она. «Утюги?.. Сколько же их?» — «Много. Вы окажете мне услугу?» — «Ради бога, приказывайте!» — «За углом этой улицы баррикада. Отнесите туда корзину, отдайте Эрнесту Барта, это мой брат. Вы спросите наборщика Барта!» — «О-ля-ля!» Папа даже присвистнул. Он был прогрессивным человеком, но лезть под пули… «Вы боитесь?» — спросила она. «Мадемуазель, как вы могли подумать?» — «Тогда идите! Я вас тут подожду». И когда он пошел, она крикнула вслед: «Корзину не забудьте принести обратно!»
Он выполнил поручение и повел ее домой. Гремели выстрелы, на улицах Парижа шел бой. Мама и пана прятались в подворотнях — они не сводили друг с друга глаз. Это была любовь с первого взгляда. Наконец добрались до дома, мать промыла и перевязала рапу, а папе не хотелось уходить. С того дня он стал частым гостем в семье Барта. А когда политическая ситуация изменилась и он смог поехать в Страсбург, он попросил родителей благословить его на брак с Мари Барта. Отец не согласился. Но мой папа все равно женился… Девочки, — забеспокоилась тетя Адель, — не говорите Тамаре, что я вам рассказала о бедности Барта. Она обидится на меня.
— Нет, мы не скажем, не бойтесь!
— И никому не говорите, что Барта пил. Это такой позор!
— Да не волнуйтесь, тетя Адель! Разве мы вас выдадим?
Дарья Петровна
Давно шли разговоры о том, что Гжевские не хотят жить в нашем дворе — ищут, с кем бы обменяться квартирой. Мои родные уже и верить перестали в такое счастье, и вдруг пришла к дяде мать Ляльки, попросила домовую книгу: выписываются. В тот же день увезли они свои вещи — в опустевшую квартиру Гжевских въехали новые квартиранты. Дарья Петровна была женщина лет сорока пяти, муж ее Бочия казался гораздо старше. Потом мы узнали, что до революции он владел рудниками в Западной Грузии, а после революции стал фармацевтом. Дарья Петровна работала фельдшерицей в нашей районной поликлинике. Люди прозвали ее Гиж-Даро[40]. Потому что она, по словам соседей, была «с приветом». Но судя по тому, как повели себя эти квартиранты в первый же день, мы, откровенно говоря, подумали, что завихренья в голове у них у обоих.