Смит кивнул в сторону Джонса.
— Должен признаться, что теперь бы в самый раз послушать эту троицу, — задумчиво сказал Крамер.
— Теперь я могу сказать, — поднялся с дивана Кристиансен, не обращая внимания на охранника с автоматом. Голос его дрожал от гнева. — Он вас дурачит, как и всех нас одурачил. Он — лжец, и только идиот может этого не понимать. Все, что он тут наболтал, — ложь от начала и до конца…
— Хватит! — Крамер поднял руку. — Не желаю слушать такие жалкие оправдания. Все, что сказал этот человек, — явная правда. Сержант Хартманн, — обратился он к охраннику, — если кто–нибудь из них откроет рот, найдите способ заставить его умолкнуть хотя бы на время.
Хартманн достал из кителя небольшую резиновую дубинку и засунул за пояс.
— Слушаюсь, герр полковник.
— Хорошо. Прошу вас, продолжайте, капитан Шмидт.
— Благодарю. Я еще не все сказал.
Смиту захотелось подлить себе еще коньяка — в награду за удачно проведенный маневр, а еще больше — поблагодарить Кристиансена за то, что он нечаянно вызвал на себя гнев Крамера, уязвив в самое больное место — усомнился в его интеллектуальных способностях.
— В силу тех же самых причин я прибыл сюда на крыше фуникулера, ибо они не раскололись бы так легко, знай, что я жив. Кстати, Крамер, вам не приходило в голову, что невозможно попасть в Шлосс Адлер с крыши верхней станции без посторонней помощи?
— Проклятье! — Крамер еще не успел опомниться от оскорбления, нанесенного Кристиансеном, и вопрос Смита едва его не доконал. — Действительно, я не подумал…
— Фон Браухич, — бросил Смит. — Он получил приказ прямо из Берлина. — Поставив бокал на каминную доску, он подошел к дивану, где сидели трое. — Скажите, пожалуйста, откуда я мог знать, что Джонс подставной? Почему вам это не было известно? И если я не тот, за кого себя выдаю, какого черта я тогда здесь делаю? Может, объясните?
Все трое пожирали его глазами в мрачном молчании.
— Они, безусловно, объяснят, — вмешался Крамер, став рядом со Смитом и взирая на диванное трио с тем непроницаемым выражением лица, которое внушает страх пуще самых грозных громов и молний. Выдержав долгую многозначительную паузу, он отчеканил:
— Капитан Шмидт, довольно.
— Еще немного.
— Мне и так все ясно, — настаивал Крамер.
— Я обещал представить вам доказательства. Вы получите их. Такие, которые удовлетворят заместителя начальника немецкой секретной службы. Они будут состоять из трех пунктов. Будьте добры, полковник Крамер, ответьте, известно ли вам имя нашего главного резидента в Британии?
Крамер кивнул.
— А теперь давайте спросим нашу дорогую троицу.
Трое на диване переглянулись и молча уставились на Смита. Томас облизал пересохшие губы, и это движение не укрылось от глаз Крамера. Смит вынул из нагрудного кармана красный блокнотик, вырвал оттуда листок, что–то написал на нем и протянул Крамеру. Тот прочел написанное, кивнул и вернул бумажку. Смит бросил ее в огонь камина.
— Теперь так. Здесь у вас в замке имеется самый мощный в Центральной Европе радиопередатчик.
— Вы исключительно хорошо информированы, капитан Шмидт, — сухо заметил Крамер.
— Смит. Я привык к этому имени. Свяжитесь по радио со штаб–квартирой фельдмаршала Кессельринга в Северной Италии и попросите шефа военной разведки.
— Нашего общего друга? — негромко уточнил Крамер.
— Старого однокашника по Гейдельбергскому университету, — подтвердил Смит, — полковника Вильгельма Вильнера. — Он улыбнулся. — Вилли–Вилли.
— Вы и это знаете? Тогда нет необходимости запрашивать.
— Думаю, что адмирал Канарис одобрил бы такой шаг.
— Вы и с моим шефом знакомы?
— Тщеславие подсказывает мне сейчас ответ «да», но скромность и любовь к истине диктуют ответить «нет», — сказал Смит с обезоруживающей откровенностью. — Я просто работаю на него.
— Мои сомнения развеяны без остатка, — объявил Роземейер, — но все же сделайте так, как говорит этот человек.
Крамер выполнил распоряжение. Сделал вызов по телефону в радиорубку и стал терпеливо ждать ответа. Смит расположился в кресле с бокалом коньяка и сигарой, являя собой картину безмятежного покоя. За их спинами бдительно нес вахту страж, которому, судя по всему, не терпелось продемонстрировать мастерство владения дубинкой. Мысли, роившиеся в головах Роземейера и Крамера — если они в самом деле там роились, — внешне никак не проявлялись. Анна–Мария, не вполне понимая, что происходит, стояла все с той же предвкушающей удовольствие улыбкой. Она была единственной, кто не сидел, как пришитый, на месте. Целиком отдавшись ожиданию, Смит, поманив ее пальнем, указал на свой опустевший бокал. Видимо, его акции в ее глазах резко пошли в гору, потому что она беспрекословно повиновалась молчаливому приказу и поднесла ему внушительную порцию коньяка вкупе с очаровательной улыбкой. Смит не остался в долгу и ответил ей не менее приятной улыбкой. Минуты текли невыносимо медленно. И за все это время никто не проронил ни слова. Зазвонил телефон.