– Поэтому его и уговорили бежать к русским, – пробормотал Граф.
– Его не уговорили. Таково общее мнение, но оно ошибочно.
– Вы уверены в этом? – подался вперед в своем кресле Янчи.
– Определенно. Так вот, относительно ранее перешедших к русским английских ученых старый Дженнингс выразился однажды вслух сильно, если не мудро. Он сурово осудил то, что называл устаревшим национализмом, и утверждал необходимость каждому человеку действовать в соответствии со своим разумом, совестью и идеалами. Почти немедленно, как мы полагаем, с ним связались русские. Он дал им отпор, послал ко всем чертям, сказал, чтобы они катились назад в Москву, объяснив, что ему их тип национализма нравится гораздо меньше, чем его собственный, британский. Вот, в общем, то, что он сказал.
– Почему вы уверены в том, что это соответствует истине?
– У нас есть магнитофонная запись всей беседы. Мы по всему его дому установили подслушивающие устройства. Но никогда не придавали огласке содержание этих записей, ибо после того, как он ушел к русским, было уже слишком поздно. Никто бы нам не поверил.
– Это очевидно, – пробормотал Янчи. – В таком случае так же очевидно, что вы отозвали своих сторожевых псов, тех, кто следил за ним?
– Отозвали, – признался Рейнольдс. – Во всяком случае это не имело бы значения. Мы следили не за тем, за кем нужно. Не прошло и двух месяцев после этой беседы старика с русскими агентами, как миссис Дженнингс и их шестнадцатилетний сын – школьник, Брайан, – отправились в Швейцарию на отдых. Профессор женился поздно. Дженнингс должен был поехать с ними, но его задержало в последнюю минуту важное дело. Поэтому он отправил их одних, рассчитывая присоединиться к ним через два–три дня в отеле в Цюрихе. Приехав туда, обнаружил, что его жена и сын исчезли.
– Похищены, конечно, – неторопливо сказал Янчи. – Швейцарско–австрийская граница не является преградой для решительных людей. Или, возможно, ночью их вывезли на катере.
– Так мы и думаем, – кивнул Рейнольдс. – Озеро Констанс. Как бы то ни было, но точно известно лишь, что с Дженнингсом связались в самые первые минуты после его прибытия в отель, объяснили, что произошло, и не оставили никаких сомнений относительно будущего его жены и сына, если он не последует за ними за «железный занавес». Дженнингс старый, дряхлый человек, но отнюдь не старый дурак. Он знал, что с ним не шутят, поэтому сразу же отправился.
– И теперь, конечно, вы хотите вернуть его?
– Да, мы хотим вернуть его. Вот почему я здесь.
Янчи слегка улыбнулся.
– Интересно узнать, как именно вы собираетесь спасти его, мистер Рейнольдс, и конечно его жену и сына, так как без них у вас ничего не получится. Три человека, мистер Рейнольдс! Старик, женщина и мальчик. Тысячи километров до Москвы и глубокий снег, лежащий в степях.
– Не трех человек, Янчи, нет. Только одного профессора. Мне нет нужды ехать за ним в Москву. Он находится на расстоянии менее двух миль от места, где мы сейчас с вами сидим. Прямо здесь, в Будапеште.
Янчи даже не пытался скрыть своего удивления.
– Здесь? Вы уверены в этом, мистер Рейнольдс?
– Полковник Макинтош в этом уверен.
– В таком случае Дженнингс должен быть здесь, несомненно здесь. – Янчи повернулся в кресле и посмотрел на Графа. – Ты слышал об этом?
– Ни слова. В нашем управлении никто об этом не знает, могу поклясться.
– Весь мир узнает об этом на следующей неделе, – спокойно и уверенно пообещал Рейнольдс. – Когда Международная научная конференция откроется здесь в понедельник, с первым докладом выступит профессор Дженнингс. Его готовят на роль звезды в этом спектакле. Это будет самый большой триумф коммунистической пропаганды за последние годы.
– Понимаю, понимаю. – Янчи задумчиво побарабанил пальцами по столу и резко вскинул голову. – Профессор Дженнингс… Вы сказали, что вам нужен только профессор?
Рейнольдс кивнул:
– Только профессор.
Янчи уставился на него:
– Побойтесь Бога, приятель, разве вы не понимаете, что произойдет в таком случае с его женой и сыном? Заверяю вас, мистер Рейнольдс, если вы ждете от нас помощи…
– Миссис Дженнингс уже в Лондоне. – Рейнольдс поднял руку, предваряя дальнейшие расспросы. – Она серьезно заболела около десяти недель назад, и Дженнингс настоял, чтобы она отправилась на лечение в лондонскую клинику. Он заставил коммунистов уступить его требованиям. Невозможно принудить, пытать или промывать мозги человеку масштаба профессора, чтобы не повредить его способности плодотворно работать, а он наотрез отказался работать, пока не выполнят его требования.