Я опустил пулемёт и выключил прожектор. После этого я, зная, что сейчас ей нужно больше всего, медленно, стараясь не напугать её ещё больше, достал рюкзак и вытащил из него оставшийся со вчера хлеб. Вслед за ним я снял с внешнего крепления флягу с водой и положил всё это перед ней, после чего отошёл немного назад, стараясь не светить ей в глаза.
Она продолжала испуганно таращиться, переводя взгляд с еды на меня и обратно.
Я окончательно отложил пулемёт к стене и сделал движение рукой, по моему мнению, символизировавшее приглашение к трапезе.
Другого знака ей и не требовалось. Видимо, страх уступил место голоду и жажде.
Жадно вцепившись зубами в хлеб, она за считанные секунды съела его, после чего схватила флягу и начала пить воду огромными глотками. Струйки воды стекали по её шее, оставляя следы в грязи и копоти.
Выпив воду, она осела на землю и уставилась на меня. В её взгляде всё ещё читался страх, но к нему прибавился и свойственный детям интерес.
Я понимал, что усиленный динамиком голос напугает её, потому, помявшись некоторое время, сделал одетыми в перчатки управления пальцами комбинацию движений, отвечавшую за открытие скафандра.
Сперва испугавшись, девочка отпрянула назад, но увидев, что экзоскелет раскрылся, с интересом посмотрела на меня. Я выбрался наружу и встал под продолжавший светить фонарь.
Она нахмурилась, но не испугалась. Видимо, я ещё не был настолько страшен. Либо, что более вероятно, она не видела тоннельщиков, чтобы разглядеть схожесть между мной и ними. Опустившись в нишу нагрудника, я принял сидячее положение и улыбнулся ей.
Она вновь открыла рот. Я услышал, как сбилось её дыхание, словно она хотела что-то спросить, однако вместо этого она поникла и вновь закрыла рот.
— Ты можешь говорить? — спросил я.
Она опустила голову и отрицательно покачала ею.
— У тебя это с рождения?
Снова покачивание.
— После того, что здесь случилось?
Пауза. Затем кивок в сопровождении всхлипов. Она съёжилась, обхватив колени руками, и снова заплакала. Её трясло.
Я был растерян. Понимал, что её необходимо утешить, но не знал, как.
Подумав, я решил подойти поближе, но она, сверкнув полными слёз зелёными глазами, тут же отпрянула, продолжая дрожать всем телом.
Что-то внутри не давало мне бросить её. В то же время, она всё ещё боялась меня. А значит, как бы меня ни пугала эта мысль, я был вынужден задержаться в этом жутком склепе.
— Не бойся меня, я не причиню тебе вреда.
Никакой реакции.
Внезапно меня осенило.
Погрузившись в рюкзак почти с головой, я вытащил с самого его дна небольшой мешочек. Моё главное сокровище, припрятанное на самый чёрный день. Самое редкое лакомство Подземки. Леденцы.
Скрепя сердце я всё же раскрыл его и положил перед ней:
— Держи, это вкусно.
Она неуверенно взяла пальцами один из похожих на стекло осколков, помедлила и положила его в рот.
Несколько секунд ничего не происходило, после чего её лицо изменилось. Ей явно понравилось, однако ужас от пережитого всё ещё был силён. Нужно было её отвлечь. Я вздохнул и привалился к стене около девочки:
— Меня зовут Рид. Я тоже жил в деревне шахтёров, как и ты. Но не всегда, — я запнулся, но увидев, что она заинтересовалась, всё же продолжил: — Я плохо помню своих родителей, ведь потерял их очень рано, но они были невероятными людьми, — на моём лице невольно проступила горькая улыбка. — Они выполняли самую опасную в Подземке работу. Они были охотниками на охотников. Это всё, что я о них знаю. Если верить тем, кто обо мне заботился, мне было четыре года в тот день, когда они не вернулись. Именно после этого я стал замкнутым и одиноким. Мне никогда не хотелось заводить близких друзей, потому что я боялся, что потеряю их. А значит, вновь испытаю эту боль.
Девочка заинтересованно слушала, тщательно смакуя каждый леденец.
— Можно сказать, что я достиг больших высот в искусстве одиночества. В одиночку я добывал больше, чем другие вчетвером. Что бы ни случалось, я всегда безошибочно находил путь назад, но один раз я наткнулся на охотников…
Я начал рассказывать ей всю свою историю с самого начала. Не утаил и того, что становлюсь чудовищем.
Крайне не вовремя, когда рассказ подошёл к концу, невыносимая боль сковала мою голову. Шёпот начал сверлить моё сознание, проникая со всех сторон. Я вцепился руками в голову и сжался. До костюма добраться уже не успею — придётся положиться на все свои силы и пережить удар. Выдержать этот ужасный взрыв в моей голове и сохранить рассудок. Я представил, что будет, если я стану тоннельщиком здесь, рядом с ребёнком.
Сцепив зубы, я застонал. Из глаз брызнули слёзы, из ушей — кровь.
Внезапно чьи-то крохотные руки коснулись меня. Я с трудом поднял голову и увидел большие зелёные глаза прямо перед собой. Сейчас в них не было ни страха, ни недоверия. Только жалость. Огромные глаза. Казалось, в них можно утонуть.
Произошло невозможное. Боль начала отступать. В шёпоте появились вопросительные ноты. Он затих. Всё прекратилось. Каким-то образом она остановила припадок.
Глядя в мои ошарашенные глаза, она улыбнулась.
— Меня зовут Линди.
Комментарий к 10. Из пепла
Бета: Отбечено.
========== 11. Машина войны ==========
— Меня зовут Линди, — сказала она немного хриплым, тонким голосом.
Я глубоко вдохнул и прислушался к ощущениям. Как и ожидалось, припадок прошёл. Каким-то образом она его остановила.
— Как ты это сделала? — спросил я.
Линди вновь молчала. Она лишь недоумённо посмотрела на меня, не понимая, о чём речь. Видимо, для неё не было ничего необычного в произошедшем.
Застонав, я всё же принял вертикальное положение и побрёл обратно к скафандру. Не дойдя до него пару метров, я остановился и, обернувшись, спросил:
— Ты пойдёшь со мной?
Линди кивнула без раздумий и встала вслед за мной. Постояв некоторое время, пока я осматривал экзоскелет, она побежала к дальнему углу пещеры и достала оттуда большую сумку. С трудом передвигаясь, она бросила тяжёлую сумку передо мной и показала на неё пальцем.
Внутри оказалось множество бумаг и записей. Папки с документацией и отчёты. Нечто подобное я видел в доме старосты нашей деревни. Видимо, перед нападением глава этого посёлка спрятал свои бумаги вместе с девочкой. А значит, он спрятал их с какой-то целью. В них должно было быть что-то, что он очень хотел передать кому-то. Что-то, что не должно было погибнуть вместе с ним.
— Просмотрим это потом. Сейчас нам лучше уйти отсюда.
Линди кивнула. Я забрался в экзоскелет и опустился на колени, чтобы она смогла залезть ко мне на спину.
После этого я подобрал сумку и повесил её на поясе, рядом с ящиком для патронов. Подобрав пулемёт, я услышал, как Линди постучала по шлему, и пошёл вперед. Теперь приходилось постоянно пригибаться в страхе, что девочка ударится головой. Узкий коридор был ещё труднее для прохождения в обратную сторону.
— Сколько тебе лет?
Небольшая пауза. Затем лёгкие удары по шлему. Тринадцать ударов. Оригинально.
— Ты старше, чем я думал. Ты всю жизнь прожила в этой деревне?
Один удар.
— Это «да?»
Снова удар.
— А «нет» — это два удара?
Снова удар. Потом два. В результате я только запутался. Она ведь могла говорить! В чём проблема теперь?
— Ты ведь говорила тогда!
Тишина в ответ.
— Так ты можешь говорить, или нет?
Два удара. Всё же это «нет». Решив проверить, я таки переспросил:
— Ты не можешь говорить?
В ответ я получил сильный удар по шлему. Такой, что в ушах зазвенело. Видимо, ей тоже надоело.
Вскоре мы таки выбрались в основной коридор, заканчивавшийся затопленной областью.
Снова раскрыв скафандр, я сел в отверстии нагрудника, свесив ноги вниз, и достал сумку. Линди с интересом выглядывала откуда-то сверху.
Большую часть документов составляли финансовые отчёты и списки добытой руды. Нашёлся лист со списком жителей деревни. Я остановился, глядя на ряды имён. Для меня они ничего не означали, но, видимо, для Линди это было больно.