— Не знаю, я бакинец.
— Хачами! — Мурат гневно сверкнул своими черными глазами. — Не нравится тебе прозвище Пасли?
— Да нет, нормальное.
Подумаешь, ржавый. У некоторых похуже будут, например, у одноклассника Саида Ахмедова — Зибил. Или «куча мусора». У него бабка со свалки домой всякий хлам таскает. А взять старика Саида, что уже сорок лет на рынке точит ножи. Его все за глаза по-русски Ссака называют. А все потому, что по молодости лет тот, работая на заправке, бензин ослиной мочой разбавлял.
— Больше тебя обижать не будут, — закончил тот разговор Мурат. — Если только за дело.
И травля уже на следующий день прекратилась. Фил стал таким же, как окружающие его ребята, маленьким бакинцем, говорящим по-азербайджански, гоняющим по улицам на скейте, окунающимся в жару в мутные воды Каспия, катающимся зайцем в пригородных автобусах, чтобы добраться до Шихово, где настоящие пляжи… Тырящим на рынке по мелочи, забирающимся в подвалы и на чердаки в надежде поживиться, толкающим приезжим раздавленные на рельсах монеты под видом старинных. Ничего этого Фил не делал ранее. Он гулял или во дворе, или с родителями. И был белый, как мел. Когда же он обрел друзей и стал проводить все свое время на улице, то загорел до оранжевого цвета, несколько раз облез, покрылся крупными темными веснушками, и стал тем, кем его прозвали — Ржавым.
Он стал хуже учиться, забросил занятия в аэроклубе, который посещал вместе с соседом-старшеклассником, но родители его за это не ругали. Они понимали, что мальчишке нужно общение со сверстниками. И если мама иногда волновалась, когда ее мальчик поздно возвращался или его колени были разодраны сильнее, чем обычно, то отец нисколько. Он рос так же, как Фил, разве что хулиганил больше, даже на учете в детской комнате милиции стоял, но об этом, естественно, сыну не рассказывал.
Петровы не уехали бы из Баку, если бы не болезнь отца. Он в тридцать семь перенес свой первый инсульт. Но тогда было время травли, и случившееся легко объяснить стрессом. Второй раз приступ случился ни с того ни с сего, а последствия его оказались серьезнее: он не восстановился полностью, остался хромым. Доктор, который наблюдал старшего Петрова, посоветовал переехать.
— Ни за что! — отрезал папа. — Не для того я отстаивал свои права гражданина Азербайджана, коренного бакинца в девяностые, чтобы сейчас бежать.
— Речь идет о твоей жизни, Павел.
— Я умру тут, и буду похоронен рядом с предками, — не сдавался тот. Говорят, кровь — не вода, но Павел Петров, славянин, выросший на Кавказе, был упрям и горяч, как настоящий джигит.
— О семье подумай. Как они без кормильца?
— Да что ты нагнетаешь? Нормально я себя чувствую.
— Наш климат тебя убивает. Тебе на историческую родину нужно возвращаться, в среднюю полосу России.
— Ни за что!
Но мама уговорила упрямого Павла на переезд. Решили они в Москву ехать, город больших возможностей не только для специалиста по нефтепереработке (отец пошел по стопам своего деда), но и для выпускника одиннадцатого класса. Фил, хоть и не учился на «отлично», был невероятно умен и одарен математически. Отец и мать были уверены, что он поступит в самое престижное высшее заведение.
В Азербайджане они продали все: и дом, и машину, и мебель. Выручили приличную сумму. Жаль, не довезли целиком. Ограбили Петровых в поезде по наводке проводницы. Знала та, что при них куча бабок. Благо большую половину положили на счет дяди Мурата. Он давно в Москву переехал, обжился и готов был землякам на первых порах помогать. Но и Петровы в долгу не оставались, снимали квартиры только для не славян.
Работу отец нашел, но низкооплачиваемую. Фил в МГУ не поступил. Оказалось, одного ума мало, надо еще протекцию иметь, без нее даже с деньгами не сунешься. Хорошо, что он документы в обычный политех подал. Туда по конкурсу прошел, но радости не испытал… Его вообще ничего в Москве не радовало! Мрачный, жестокий, суетливый город, давящий своей атмосферой. Люди хмурые, нервные, невоспитанные, непонятные, точно инопланетяне. Для них он пусть и не хач, но все равно чужак. Говорит с акцентом, держится настороженно, у храмов не крестится, свинину не ест. Сокурсники думали, он мусульманин, а Фил просто не был приучен к храмам и нехаляльной пище.
Остальным Москва нравилась. Даже отцу, ярому противнику переезда. Наверное, дело в здоровье. Оно заметно улучшилось, и у Павла появились силы на то, чтобы внедриться в заправочный бизнес земляков. Доли он в нем не имел (и не стремился), но первую зарплату получил хорошую, директорскую.