– Что это? – спросил Сэвен у моряка, который вязал канат к острому крючковатому камню.
Тот окинул руками пространство и сказал:
– Паредем.
Целый век он оставил за спиной, век или время целиком, теперь тут был сгусток вместо природы, сбродная субстанция новая, никому не знакомая, никем не преданная, теперь тут корн начинался, корн или паредем, нгбора или малибас – любое слово ему незнакомое до того.
На берегу Сэвена встретил босой пожилой мужчина – энергичный и причудливый тип с выжженной в серый щербатой головой. У него была добрейшая улыбка, и ещё он руки складывал очень своеобразно на груди, словно желая радость свою в пучок собрать и выдать кому-нибудь от всей души.
– Мы, хамернапы и броны, рады приветствовать вас тут! – выпалил он волнительно.
– Простите, я не понял ни про бронов, ни про хамернапов, кто это такие…
– Так и должно быть, что вы не поняли! Вы ведь их не знаете! – сказало существо и улыбнулось так ласково, словно в нём была заложена вся доброта мира. – Но я вам о них расскажу – кто они. Броны и хамернапы – это сущности, сцепленные силой Паредем в единый город или остров, скорее, клочок-остров можно говорить, так как у нас даже часов больших нет, какой же это город без часов?! – выразил встречающий свою мысль как мог.
– Это верно, – отозвался Сэвен, расслабившись.
– Скажу вам больше, у нас даже нет тут времени.
– Нет времени совсем?
– Мы его отключили, не держим, вы это сами скоро почувствуете. Что ж, думаю, вам надо отдохнуть после дороги, мы подготовили вам дом с чердаком на холме, кодовое слово Aliius, не бойтесь названия, оно живёт само по себе. Я буду вашим хамернапом (мы не говорим хаус-элъф), меня зовут БомБом.
– Я Сэвен.
– Вот и познакомились!
Потом они поднимались по лестнице из блестящих камней (сфалериты), а вокруг стояли дома из живых деревьев, перемещались мошки-тотошки, зелёные яркие, и жёлтые лохматые пауки, все добродушные на вид, вполне предсказуемые. На танжериновых деревьях вызревал вкус – капельки цитруса, как маленькие мешочки с отражениями, цветные и ароматные (Сэвен растёр парочку на руке). Шуршание кружевных птиц ещё, солнечный торт, блум и кипарисовые плетения.
Вскоре был слом дороги небольшой, они свернули, и Сэвен увидел свой дом – это был живой дом из вполне живых деревьев, вокруг летали какие-то звуки, травы мерцали, жукалки, иногда шорох прилетал слева сверху, – наверное, птица или смехотливый макак ковырял червяков.
– Отдыхайте, я зайду потом, – сказал хамернап и улыбнулся так тепло, что ледники бы растаяли, будь тут ледники.
В эту ночь Сэвен спал мало, а в основном прислушивался, смотрел, удивлялся, что очень уж там всё было не такое, даже воздух – что ли, более веский, существа живые более плотные и совсем ни в какие ворота луна. Она висела огромным леопардовым шаром так близко к крыше, что, казалось, выстрелишь из любой рогатки – и убежит.
Ночные птицы щекотали тишину – качались на ветках, где-то вдалеке озеро укладывало себя в огромное одеяло, порхали ночные геометрицы и стеклянные моли. Насекомые тут были очень вежливые, почти саксоны, он слышал, как они летают около дома, но в дом не проникали без спроса – природный этикет. Сэвен спал теперь на открытом этаже и чувствовал всё это подробно, телом чувствовал, как дерево-дом пахло смолой сладковато-пряной, как звуки из чащи живые плелись, как менялся эпитет ветра. Стратег улыбнулся, умиротворенно зевнул, приписал наличие небольшого зуда в груди дорожной усталости, подтянул плед и практически моментально уснул.
ИЗОБРЕТЕНИЕ УЛЫБКИ Игра в слово
…Этим не кончилась природа, но этим и не началась. Человек со множеством голов метался: не знал, то ли превратиться ему в сгусток, то ли рассыпаться, так рассыпаться, чтобы остаться и, будучи чьим-то ощущением, быть ощущением и себе…
Воздух разрядился, вспышка без звука, и сон схлопнулся, как старая звезда. Сэвен вздрогнул телом, почувствовав собственное дыхание, открыл глаза и долго встраивал изгибы растительного чердака в свою систему восприятия мира, приспосабливался к этому дому, надушенному утренними сквозняками – запахом пряной росы и солнца. Всё было очень непривычно ему.
Кто-то глотал ибогу на обряде инициации, кто-то был мистик от работы, кто-то вырабатывал гормон, кто-то питался эхом, а Сэвен лежал на чердаке из деревьев, объединённых идеей созидания, щурился и ума не мог приложить, но зато активно прилагал усилие к тому, чтобы осознать себя в этом месте.