Больше не в силах оставаться здесь, я поднялась обратно в гостиную. Возле окна мелькнула тень — стражи были на посту. До следующего звонка Эдриана, мне нужно было найти то, что откроет злополучный ключ.
— Сначала — картина, — тихо произнесла я, собираясь с мыслями.
Отец наверняка спрятал все бабушкины вещи на чердаке. Вот только он всё время был заперт. Я бы расстроилась, если бы не имела третий разряд по взлому замков подручными средствами. Следовало сказать спасибо моей забывчивости и вечно исчезающим без вести ключам. Аллилуйя.
Темная дубовая дверь встретила меня неприветливо. Я захватила с собой две спицы разного диаметра, да простит меня мама со своим вязанием. Всё заняло не больше пяти минут. Дверь со скрипом отворилась.
Я щелкнула выключателем, но ничего не произошло. Пробираться мне пришлось на ощупь. Ящика занимали собой почти всё пространство, так, что мне не удалось пройти через это безболезненно.
— Черт, — вскрикнула я, потирая ушибленное место и проклиная оглушительный шум, с которым задетые вещи повалились на пол. Нужно было захватить фонарик.
Пока я добралась до противоположной стены, там, где располагалось маленькое ветровое окно, ноги, пульсировали от дикой боли, пострадав от столкновения с угловатыми коробками.
Не сразу, но створка поддалась, и мне удалось открыть окошко. Вместе со свежим воздухом в помещение ворвался солнечный свет, достаточный, чтобы увидеть весь беспорядок, царивший вокруг.
Мне довелось сбить пять коробок, и теперь всё их содержимое валялось на полу, напоминая свалку. Рваные полотна из тонкой серебристой паутины украшали чердак. Вдоль стен стояла старая мебель, укрытая белыми простынями, которые за всё время приобрели желтоватый оттенок. Коробки разных размеров лежали на полу, кое-где собираясь в невысокие пирамиды, готовые в любой момент пошатнуться и с грохотом упасть на хрупкие доски.
Я чихнула, рукой разгоняя облака пыли, нависшие надо мной. Не думаю, что ожидала увидеть что-то другое. Некоторые коробки были подписаны черным маркером. Каллиграфический почерк с резким наклоном определенно принадлежал отцу.
Самая ближайшая из них, с надписью "Елочные игрушки", привлекла мое внимание. Я опустилась на колени, не обращая внимания, что пол чердака укрывал сантиметровый слой пыли.
Маленькие зайчики, витиеватые льдинки, большие круглые шары — всё было знакомо и напоминало о рождественских каникулах, когда я еще маленьким ребенком играла в снежки и каталась на санках на заднем дворе дома. На синей стеклянной игрушке в форме фонарика было выведено мое имя — "Тео, 1992". Я вспомнила, как обычно вешала его на высокую елку, каждый раз почти рядом со звездой, когда отец на руках поднимал меня к вершине.
Отогнав воспоминания, я закрыла коробку и стала осматривать чердак. Дальняя стена была почти полностью в тени, и мне пришлось сильно напрячь зрение, чтобы хоть что-то разглядеть. Опять одни коробки. До чего же педантичным был мой отец.
Минуты шли, но ничего похожего на картину так и не находилось. Она должна была быть достаточно большой, чтобы с трудом спрятаться в четырех стенах. Почти отчаявшись, я стала заглядывать за мебель, ползая на коленях. Наконец за софой мелькнул непроницаемый черный квадрат. Поднявшись, я попыталась сдвинуть ее с места, но услышала лишь приглушенный скрип. Мебель даже не двинулась. Мне пришлось налечь на нее всем весом, чтобы перетащить всего на пару сантиметров в сторону.
— Чертов винтаж, — пробормотала я, пытаясь отдышаться.
Такой перестановки было достаточно, чтобы достать стопку картин.
Фамильный портрет, летняя беседка, зимний пейзаж. И почему только самое нужное всегда оказывается последним на очереди?
Наконец я отыскала "Девочку и маки" и поднесла ее поближе к окну. Память меня не подвела, я почти точно скопировала ее, вот только на шляпке была ярко-синяя лента, которой не оказалось на моем рисунке.
Я провела рукой по красной акварели. Поверхность под пальцами была шероховатой и прохладной. Вдруг рука ощутила провал. Часть картины была плотной, а другая прогибалась, как обычный холст.
Поднеся ее к свету, я увидела прямоугольную тень, размером с четверть тетрадного листка. Листок плотного картона был прикреплен к правому нижнему уголку картины и почти сливался с ней.
Осторожно вытащив его из рамы, я перевернула бумажку. Странными светло-коричневыми чернилами было выведено всего пять букв — "КАМИН".
— Что за…, - тихо произнесла я, изучая записку в поисках хоть каких-то объяснений. Загадки не были моим коньком, а это всё стало слишком сильно напоминать игру в поиски клада. Но что я могла поделать? Только следовать указаниям.