Выбрать главу

Были и другие проблемы: даже если мне удастся остаться в семье, мой плоский живот совсем скоро станет предметом для дискуссий. Мир определенно был проще, а теперь катился под откос. Пора было выбираться из этого Темного Царства.

— Прости, что оставил тебя одну, — Эдриан выглядел взволнованным, хоть и старался спрятать это от меня. — Срочные дела.

— Не хочешь поделиться? — спросила я, обнимая его за талию и целуя в щеку.

Он тяжело вздохнул и вместе со мной опустился на диван в рабочем кабинете. Парень выглядел таким несчастным, что я не вольно притянула его еще ближе к себе, пропустив его шелковистые волосы сквозь пальцы. Мне хотелось утешить его, чтобы на самом деле не случилось.

— Может, отложим разговоры и займемся любовью? — наконец сказал он, изобразив подобие улыбки.

— Что случилось? — спросила я, уже встревожена. Эдриан редко уходил от ответа, тем более использовал такой "весомый" предлог.

— Очередные происки охотников. Тебе это не интересно.

Парень встал и прошел по комнате, снимая светлую рубашку. Плотная повязка всё еще была на его груди, хотя скорее для порядка, потому что я видела, как шрам начал зарубцовываться. Это напомнило мне о том ужасном дне, когда он чуть не погиб, защищая меня от Андрея.

— Скажи мне, — попросила я, поднимаясь ему навстречу.

— Они добрались до Банка Крови.

Больше он ничего не сказал, нежно поцеловав меня и прижав к своей груди. Я чувствовала его обнаженную кожу под своими руками, совершенно забыв обо всем, когда осознание медленно настигло меня. Я резко отстранилась от него, прервав поцелуй.

— Вам больше нечем питаться?

Эдриан рассмеялся, погладив меня по голове.

— Нет, глупенькая. Еды нам хватает. Просто, это скорее демонстрация своей силы, чем реальная угроза. Они ограбили несколько крупных филиалов, которые вели поставки по многим адресам. Это не смертельно, но они добились главного — паники. Нам срочно пришлось перестраивать график, чтобы удовлетворить все запросы.

— Разве это не глупо, тащить у вампира еду, когда кровь можно найти повсюду?

— Они надеяться, что кто-то из нас сорвется и нападет на человека, тогда уже не будет никаких сомнений в подлинности их прошлого видео.

— Такое возможно? — ужаснулась я.

— Нет, но это значительно упростит принятие решения в Совете. Многие люди встали на сторону Галиоса и выступают за полное истребление охотников. Они бояться, что могут стать частью пищевой цепочки, если пойдет в том же духе. Я уже не сомневаюсь, что война начнется. Вопрос лишь в том, как далеко она зайдет. Удастся ли нам остановить ее до того момента, как будут втянуты простые смертные.

— Но как они узнали о Донорских Центрах? Вы же не повесили на них табличку "Собственность Вампиров". Или повесили?

— Очень смешно, — съязвил Эдриан. — У них есть информатор, и самое страшное, что он даже не планирует затаиться. Я чувствую, что что-то происходит, и это не только охотники. Один из старейшин уже действует. Это как отлаженный механизм, я буквально чувствую, как крутятся винтики. Это так… неизбежно.

— Не говори глупостей, — успокоила его я, видя, что вампир впадает в истерику. — Ты же не веришь в войну?

Он молчал, и мне совсем не понравилась эта тишина.

— Эдриан…

— Я не знаю, Тео. Сейчас не знаю. Охотники жалкие насекомые, но если бы всё было так просто, они бы уже давно предстали перед Советом. Ты даже представить себе не можешь число стражей, рыскающих по городу. Но все кого они приводят — это только обычные жители, помешанные на вампирской тематике. Как можно так прятаться в этом городе? Мы подключили милицию, но всё бесполезно. Такого не бывает.

— Тебе страшно? — удивилась я, увидев впервые такое отчаяние, исходящее от парня.

— Не их, предателя. Он информирует охотников, показывая самые уязвимые места. Сначала стражи, потом Даргон и Оливия, теперь Банки Крови. Да ни один человек не смог бы провернуть подобное. А ведь это только начало. Всё идет по нарастающей. Что будет дальше? Они даже знали где поймать тебя. Черт, я думал, что смогу обеспечить тебе безопасность, но сейчас уже не уверен в этом. Они всегда опережают нас на шаг. Прости меня, я ничего не могу поделать.