Проклятье, я не могу.
У меня нет сил.
Все, на что меня хватает, — это положить ладонь ей на шею, сдвинуть ее волосы в сторону и провести большим пальцем по уголкам ее рта. Скользнуть легкими касаниями по ее плечам и рукам к талии. Притянуть к себе. Целовать до изнеможения. Прервавшись на мгновение, Найл, тяжело дыша, чуть-чуть отстраняется и смотрит на меня, словно оглушенная поцелуем. Она изучает меня, пальцами от моих волос спускается к шее, желая почувствовать напряженные мышцы плеч.
— Господи, — шепчет она. Опять же, больше себе, чем мне. — Так хорошо. Мне нужно это… я…
Вместо того, чтобы закончить фразу, вместо того, чтобы сказать мне, что ей нужно, она практически ложится на меня. Каким-то образом мы оказываемся в горизонтальном положении: я внизу, спиной на сиденье, Найл на мне сверху, одно ее колено между моих бедер, руки на моем лице… нет, они везде. Касаются груди, щекотно прослеживают линию ребер. Она целует меня. Господи, ее поцелуй почти любящий. Он выворачивает меня наизнанку, обещая стать самым грандиозным поцелуем из всех, что когда-либо у меня были. Она целует всем: губами, языком, зубами — это голодный, отчаянный, пожирающий поцелуй.
Это сильнее меня, и я целую ее в ответ.
Это сильнее меня, и я не сдерживаю свое желание к ней.
Она полностью на мне. Частично опирается на колени, но в основном на меня. И это ощущается так хорошо, так идеально. Одной рукой я обхватываю ее затылок, а другой позволяю лечь на поясницу — в том месте, где ее халат задрался и сдвинулся на одну сторону. Мягкое теплое тело. Упругие мышцы, нежная кожа, пышные изгибы. Я касаюсь ее, продвигаясь сантиметр за сантиметром. Выше, выше, к нижней кромке ее бюстгальтера. Ниже. Спускаюсь ниже, ближе и ближе к манящей выпуклости ее задницы. Скольжу рукой под шнуровку пояса ее брюк и глажу ягодицы. Она стонет, что-то бормочет мне в рот и разрывает поцелуй, упираясь лбом в мое плечо. Я сжимаю упругие круглые ягодицы, и она выдыхает так, словно это прикосновение достигло не только тела, но и некоторых давно забытых уголков ее души. Она приподнимает голову, ее глаза открыты, а взгляд прикован ко мне. Припухшие влажные губы чуть приоткрыты и поблескивают в свете звезд. А потом она медленно, очень медленно прижимается ртом к моему, и на этот раз поцелуй мягкий и нежный, сладкий и тягучий, как патока.
И я теряюсь в нем.
Я хочу этого больше, чем когда-либо.
Но разрываю его. Она сбита с толку. Найл приподнимается, опираясь руками мне в грудь, и, гребаный ад, мне открывается чертовски удивительный вид на ложбинку между ее грудей в вырезе халата. Ощущаю ее соски, когда она освобождается от лифчика. Боже, я твердый, как камень, и знаю, что она это чувствует.
Мы не можем этого сделать, — я должен произнести эти слова.
— Ты самая красивая женщина из всех виденных мной, — вот, что в действительности я говорю.
Ее губа дрожит, глаза закрыты. По щеке скатывается слеза.
Ну, и что я сделал?
Плохое я уже не вспоминаю...
Как он мог знать? Неужели заметил, как сильно мне нужно было это услышать? Мне стыдно за слезы, непроизвольно текущие из глаз. Я лежу на этом роскошном парне, целуя его со всем накопившимся во мне отчаянием — это и так перебор. И вот теперь еще и пла́чу. Он растерялся и с милой неуверенностью тянется ко мне — словно сомневается, имеет ли на это право — вытереть мои слезы.
— Что я сказал? — спрашивает он.
— Правильные слова. Впервые.
— Ой. Тогда почему ты плачешь?
Я качаю головой. Как это объяснить? Я не могу. Это займет слишком много времени, а я не хочу разговаривать.
Я хочу снова поцеловать его.
Хочу потеряться в этом.
Боже, я уже потерялась в этом. Чувствую его вкус на своих губах, его руку на моей заднице. Чувствую, как он исследует все мои изгибы. И я хочу большего. Намного больше. Это было так давно, и я была так одинока, находясь взаперти в этом маленьком, Богом забытом городке, доведена до такого отчаяния, что сейчас просто не могу отступить. Не могу больше сопротивляться этому. Это нелепо. Я едва его знаю. Он странствующий бродяга. Он уйдет. Но прямо сейчас меня это не волнует. Все, что меня волнует — это желание.
Я сажусь и тяну его за собой. Открываю свою дверь, выхожу, оборачиваюсь и смотрю на него.