Он распахивает на мне рубашку и сдвигает чашечки бюстгальтера вверх, обнажая грудь. Целует меня в губы. Один раз. Коротко. А затем опускается ниже.
— Больше всего, безусловно, не должны делать этого, — говорит он и целует мою грудь, втягивая в рот сосок.
— Почему… о, черт…— я выгибаю на кровати бедра, когда пальцами он находит мой вход и погружается внутрь: сначала один палец ловко скользит внутрь и наружу, затем второй, пока ртом он отдает щедрую дань моей груди. — Почему… почему нет?
— Потому что ты многого обо мне не знаешь, — говорит он и снова прижимается ртом к моему соску.
— Будет ли это… ох, ох, ох, Господи-Боже… ЛОК! — я прямо здесь, в секунде от края. И это край? Если оргазмом, который я сама себе подарила, меня словно скинуло с обрыва, то сейчас, благодаря Локу, меня сбрасывает с самого края мира. — Это изменит мое сильное желание к тебе?
— Это изменит положение вещей.
— Я не об этом спросила.
Он прижимается губами к моим губам, и сейчас наш поцелуй горячий, глубокий и медленный. Сокровенный. Предназначенный вести дальше и дальше.
— Я не знаю.
— Это может изменить… все, что я не… о, Боже… о, Боже мой… все, что я не знаю о тебе? — я извиваюсь под его прикосновениями, раскинув бедра. Мое дыхание — лишь прерывистые вдохи.
— Да.
— И это будет означать, что ты не должен будешь делать этого со мной.
Мне нужно остановиться, вобрать немного воздуха, собрать свою выдержку, ждать, оттягивая оргазм, чтобы насладиться этим, впитать, запомнить каждое ощущение, которое Лок дает мне, словно приносит в дар. Он вряд ли понимает, что дает мне, что это значит для меня, какой прекрасной и живой я себя чувствую, и какой увядшей, безжизненной и непривлекательной ощущала себя до его появления. Он и не должен понимать. Меня не волнует, если он не поймет. Мне просто это нужно. Меня не волнует ничего, кроме конечных ощущений. И, Боже, каких ощущений! Он настолько хорош, насколько я себе и представляла. И даже больше! И он даже еще не голый. Пока.
— Тогда я не должна — действительно не должна — делать этого.
Я расстегиваю пуговицу на его джинсах, тяну «молнию» вниз и запускаю руку между хлопковой тканью и телом. Пробираюсь вглубь, жадно захватываю ствол Лока всей ладонью. И, Господи, он такой большой в обхвате. Мои пальцы не смыкаются, не в состоянии полностью обхватить его. Я стону, заполучив это в свои руки, и охаю от восхищения, проведя пальцами сверху вниз.
— Нет… — задыхается он. — Ты действительно не должна.
— Но я все равно буду, — я пользуюсь моментом, понимая, что наше время ограничено. Секунды бегут одна за другой, приближая нас к тому, когда, по его словам, все изменится, поэтому я сдергиваю с него штаны и использую свои ноги, чтобы стянуть их с его лодыжек. Он сбрасывает обувь и освобождается от штанов, а затем, прямо как в моей фантазии, срывает с себя футболку. Точно, как я и представляла. Отклоняется, скрещивает перед собой руки и рывком снимает ее. И, чееерт, он даже сексуальнее, чем в моих фантазиях. Километры мышц, поджарый, крепкий, с выпуклыми мускулами. Рельефные предплечья, толстые бицепсы, рифленый, словно вырезанный бритвой, пресс и эта аппетитная V внизу живота, которую так и хочется облизать. Он похож на воина из прошлых эпох, как раз с этими шрамами на его груди и руках. На груди шрам совсем недавний, хирургический.
Я не трачу слишком много времени на это. Не имеет значения.
Значение имеет только то, что он снова в моей руке, что он целует меня, что его пальцы скользят во мне и напротив клитора. Я испытываю боль. Дрожу. Готова взорваться. Сейчас настало мое время касаться его, исследовать. Обхватываю, обвиваю, поглаживаю, потираю большим пальцем кончик. Боже, я тосковала по этому. Мне это просто необходимо. Знаю, позже мне придется иметь дело с морем эмоций: вероятно, не исключены сожаление, раскаяние, чувство вины и стыд. Но прямо сейчас все, что я знаю — это власть настоящего. Как прекрасны эти ощущения. Какой красивой и желанной я себя чувствую. Его взгляд на мне повсюду. Его руки, пальцы. Он не может остановиться, но знает, что должен по каким-то имеющимся у него причинам, которые явно гложут его. Но он не может. И мне нравится, что он не может. Я не хочу, чтобы он мог остановиться. Это означает, что он опьянен мною так же, как и я ним. Значит, во мне еще что-то есть, что может соблазнить мужчину, хотя я думала, что потеряла это безвозвратно. Долгое время я лишь существовала, перемещаясь из одного дня в другой, просто двигаясь и ничего не чувствуя. И, конечно, не чувствуя себя женщиной, которая снова может быть объектом желания мужчины, не говоря уже об ощущении этого мужского желания внутри себя.