Едем дальше по слабоволнистой, бесплодной, белесой равнине с чахлой травой и выходами больших сероватых камней. Немало паркий, немного антоклейсты. Однообразно, скучно. Скучно даже рыжей обезьяне, которая нехотя пересекает нам дорогу. Через сорок минут пути попадаем в Лабе.
Я очень стремилась в Лабе, ведь это столица Фута-Джаллона, и мне казалось, что этот город должен поразить колоритностью, оригинальностью и своего внешнего облика, и своего быта, и новым для нас составом населения, и природой. Но этого не случилось. Город, правда, по размерам применительно к масштабам Гвинеи не маленький, но какой-то суетливый, беспорядочный, скученный и не очень опрятный. В общем, в соответствии со своими личными вкусами и требованиями я разместила бы города Гвинеи в таком порядке. На первом месте, по-моему, надо поставить Конакри, на втором Киндию, на третьем Далаба, на четвертом Пита и в самом конце Лабе.
В Лабе мы ночевали. Остановились в отеле для туристов — небольшом, одноэтажном, деревянном особнячке со скромными, небольшими комнатами, чистенькими, но без европейских удобств. Напротив отеля через дорогу помещался небольшой базарчик, а налево перед входом в отель стояло огромное дерево, покрытое сплошным ковром чудесных фиолетовых цветов. Мне сказали, что такие деревья завезли в Гвинею американцы.
Когда ближе к вечеру мы вышли погулять по городу, то прежде всего подивились, как тесно перемежаются европейские домики с занимающими огромные площади казами. На отдаленной от центра улице мы залюбовались «фиолетовыми» деревьями, одно из которых впервые увидали около нашего отеля.
В сумерках легкие фиолетовые цветы на деревьях сливались вместе, окутывая их в фиолетовый туман, окантованный вечерней белесой дымкой, и казалось, что деревья стоят словно в фиолетовых ореолах, созданных излучениями их цветов…
Вечером температура спустилась до плюс девятнадцати градусов. Утром, проснувшись от холода, я увидела, что термометр показывает снаружи плюс пятнадцать градусов, а в комнате всего только плюс девятнадцать.
В девять часов мы выехали из Лабе на расположенные недалеко от города водопады на реке Сала. Сала — приток крупной реки Конкуре, впадающей в океан (между прочим, в Конкуре водится много рыбы).
Проехали мимо небольшой деревеньки, помещающейся на голом месте без всякой зелени, а вслед за этим перед нашим автобусом побежали небольшие, чередующиеся между собой участки и озелененной саванны, и саванны с бесплодной почвой, и саванны с выходами на поверхность латеритов, либо совершенно лишенной растительности, либо покрытой лишь чахлой травой. Вдали появился «забор» невысоких гор.
Наибольшее впечатление на этом пути мы получили от круглых, красных, «бархатных», довольно крупных плодов на каких-то деревьях и от уже знакомого нам птерокарпуса. Его огромные, висящие на тридцать-сорок сантиметров вниз кисти ослепительных солнечно-желтых цветов сплошь покрывали небольшие деревца. Красивы были и густые заросли пандануса по маленьким речкам.
За четыре километра до водопадов дорога стала настолько плохой, что пришлось сменить наш автобус на грузовик.
Пожалуй, эти водопады были если и не самыми большими, то наиболее живописными из всех тех, которые нам довелось увидать в Гвинее.
Перед нами ущелье, склоны которого покрыты темнозеленым лесом. Здесь нет каменистых отвесных обрывов, нет и каменных ступеней, по которым вниз рвется вода. Ленты воды берут начало далеко на плато среди леса и постепенно спускаются через лес. Лишь в самом низу падение воды становится отвесным, но ее бурные потоки почти сразу переходят снова в успокаивающуюся тихую реку.
В заключение скажем, что, несмотря на привлекательность увиденного пейзажа, все же не водопады произвели на нас самое большое впечатление в этой поездке.
Поразил и навсегда запомнился небольшой боковой маршрут к реке Сала, сделанный после остановки на водопадах.
В чаще влажного тропического леса. Мы спустились вниз к реке Сала, образующей здесь небольшие стремнины, скорее даже пороги.
У воды живописнейшая декорация из зарослей пандануса. По временам завеса из узких длинных листьев этого растения закрывала видимость настолько, что зеркало воды лишь где-то вдалеке просвечивало сквозь зелень и блестело на солнце.
Но главное было не в этом, главное было еще впереди. Мы увидали кусочек непроходимого, слегка заболоченного, влажного тропического леса.
В чаще влажного тропического леса (река Сала). Ходульные корни
Все смешалось, все переплелось в этом лесу. Вверху нельзя было больше разобрать крон отдельных деревьев. Они сплелись вместе в общую крышу[46]. Свет не проникал через листву. Внизу было темно. Лианы висели в воздухе, качаясь и вздрагивая при колебании деревьев. Ходульные корни[47] выше человеческого роста сплетались в непроходимый хаос между собой. Невозможно было поставить ногу, чтобы не зацепиться за что-нибудь и не упасть. Все было призрачно, все волновало, поражало и восхищало.
Фотографируя, я отстала от нашей группы и была рада безмолвию и величественной тишине, которые меня окружили.
Таких потрясающих картин природы забыть невозможно.
Возвращение в Конакри. На другой день рано утром мы уезжали. Мы возвращались в Конакри тем же путем, каким приехали: снова, только в обратном порядке, пройдут перед нами Пита, Далаба, Маму и, наконец, Конакри.
После обеда в последний раз брожу по Лабе. Заглядываю на яркие, шумные базары, осматриваю в городе кустарные мастерские. Мастерские занимают значительную площадь. В центре отведенного им участка располагается большой четырехугольный двор. На этот внутренний двор выходят в виде окружающей его открытой галереи помещения различных, так сказать рабочих, цехов. В одних из них вручную ткут ткани. Для этих целей рядом, на внутреннем дворе мастерских, разматывают уже скрученные нитки. На прямоугольном участке, длиной метров в пять и шириной метра в полтора, были вбиты по углам четыре колышка, которые рабочий обходил, наматывая на них нитку.
Мы пробыли в мастерских примерно час, и рабочий при нас продолжал ходить вокруг колышков и так и не успел закончить свою работу.
В помещении, соседнем с ткацким, красились готовые ткани.
В смежном — из них шили национальную одежду.
Дальше располагались обувные мастерские, ювелирный «цех», где изготовлялись различные украшения, и многие другие «цеха», предназначенные для обслуживания бытовых нужд населения.
После осмотра мастерских забегаю в лавочки, где продают местные плетеные изделия (их плетут, как говорилось, из волокон листьев пальм, пандануса и др.). Здесь вы увидите и корзинки различных размеров — от больших до крохотных, и глубокие плошки вроде тазов и тарелок, и так называемые лефа — плетеные круги разной величины, которыми, как говорилось, закрывают тазы и другую посуду.
Вернувшись в отель, спешно укладываю свой рюкзак— и все готово к отъезду. Рано утром мы тронулись в путь. Прощай, Фута-Джаллон. Спасибо тебе за все, что ты мне показал, за все, что меня заставила понять и перечувствовать твоя необычная, строго-величественная природа.
ЛЕСНАЯ ГВИНЕЯ
Гвинея — небольшая страна, но очень разнообразная по своим природным особенностям, вследствие чего каждое посещение той или иной части ее территории подобно проникновению в новый, еще не ведомый тебе увлекательный мир. Отсюда понятно, с каким волнением ждала я решения Центрального гвинейского туристического общества в Конакри относительно возможности организовать поездку в Лесную Гвинею. Решение оказалось положительным, и я увидала Гвинею влажных тропических лесов.
46
В тропическом лесу, и особенно во влажном, более прочному укреплению стволов его гигантских деревьев в почве способствуют кроны, вверху переплетающиеся между собой. Такая единая «крыша» над лесом обеспечивает устойчивость деревьям-колоссам во время частых ураганов (торнадо). Тому же помогают и лианы, которые, оплетая деревья и перекидываясь с одного дерева на другое, скрепляют их между собой.
47
У многих крупных и средней величины деревьев влажного тропического леса, или гилеи, для обеспечения большей устойчивости развиваются так называемые ходульные, (придаточные корни. Они отходят от стволов крупных деревьев на высоте двух-трех, а иногда и более метров, а от стволов средних — на высоте 50–70
Но от ходульных корней надо отличать развивающиеся- на сухих местах досковидные корни-подпорки, или контрфорсы, которые служат тем же целям, но они спускаются со стволов крупных деревьев, никогда не утрачивая с ними контакта.
И наконец, наблюдаются еще досковидные придаточные корни, которые вырастают не на стволах, а развиваются в виде гребней на поверхностно лежащих в почве корнях деревьев, которые, выступая наружу, точно змеи, ползут по земле.