Всем властно заправляла сама Прасковья Александровна. Не в пример другим провинциальным помещицам, она была образована, серьёзно интересовалась науками и литературой. Через Пушкина она познакомилась и сблизилась с В. А. Жуковским, А. А. Дельвигом, Е. А. Баратынским, И. И. Козловым, П. А. Плетнёвым — цветом тогдашней литературы.
Были у владелицы Тригорского качества, которые привлекали к ней этих выдающихся людей, — ум, самостоятельность суждений, стремление к благородным поступкам. Вот такой случай: единственная родная сестра Прасковьи Александровны вышла замуж против воли отца за одного из двоюродных дядей Пушкина — мичмана Я. И. Ганнибала. Суровый отец лишил её наследства. Когда же отец умер, Прасковья Александровна сама отдала сестре половину состояния.
Но были у владелицы Тригорского недостатки, и недостатки немалые: своенравие, раздражительность, деспотизм. Это особенно проявлялось в отношении её к старшим детям и уж, конечно, к крепостным. Известен случай, когда Прасковья Александровна отдала крепостного парня в солдаты только за то, что он посмел без спросу отвезти горничных на ярмарку в Святые Горы.
Достоверного портрета Прасковьи Александровны не сохранилось. В рукописях Пушкина есть набросок — профиль: невысокая, полная женщина средних лет с правильными чертами лица, с пышной причёской. Это, очевидно, портрет Прасковьи Александровны. Он вполне сходен с тем, как описывает внешность своей тригорской тётки Анна Петровна Керн: «Она, кажется, никогда не была хороша собою: рост ниже среднего, гораздо, впрочем, в размерах; стан выточенный, кругленький, очень приятный; лицо продолговатое, довольно умное… нос прекрасной формы; волосы каштановые, мягкие, тонкие, шёлковые; глаза добрые, карие, но не блестящие; рот её только не нравился никому: он был не очень велик и не неприятен особенно, но нижняя губа так выдавалась, что это её портило. Я полагаю, что она была бы просто маленькая красавица, если бы не этот рот».
К Пушкину эта своенравная, властная женщина относилась с горячим дружеским участием, благоговела перед его талантом, всячески старалась скрасить его невесёлую деревенскую жизнь. Она приказала садовнику посылать в Михайловское цветы. «Благодаря вам, у меня на окне всегда цветы», — писал ей летом 1825 года Пушкин. А осенью сам сорвал в своём саду лучшие последние цветы и вместе с листком со стихами послал Прасковье Александровне.
Пушкин ценил заботы и внимание Прасковьи Александровны, обращался к ней за советами в житейских делах, был с ней откровенен. Когда он готовился к побегу в «чужие края», то записал в её альбом:
Цикл своих стихотворений «Подражания Корану» Пушкин посвятил П. А. Осиповой.
Чаще, чем обычно, поэт бывал в Тригорском в те дни, когда из Дерпта приезжал на каникулы Алексей Вульф. Дерптского студента, пожалуй, больше всего на свете занимала собственная персона, но близость к Пушкину льстила ему. Они сошлись. Пушкин скучал без общества, а Вульф оказался занятным собеседником. Они играли в шахматы, упражнялись в стрельбе из пистолетов, судили и рядили обо всём. Беседы их очень напоминали разговоры Онегина и Ленского.
Вульф рассказывал Пушкину про Дерпт, своеобразный быт студентов — буршей, Пушкин читал Вульфу «Бориса Годунова» и «Онегина». Первое стихотворение, которое поэт написал, приехав в михайловскую ссылку, было «Послание А. Н. Вульфу» — «Здравствуй, Вульф, приятель мой…»
Со старшими дочерьми Прасковьи Александровны и её падчерицей Пушкин подружился легко и быстро. Поэт предпочитал бесхитростных уездных барышень хитроумным столичным кокеткам. «Те из моих читателей, которые не живали в деревнях, не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные барышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни почерпают из книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам. Для барышни звон колокольчика есть уже приключение, поездка в ближайший город полагается эпохою в жизни, а посещение гостя оставляет долгое, иногда и вечное воспоминание».