Велики были горе и возмущение народа, когда стало известно о гибели поэта. Прусский посланник в Петербурге доносил своему правительству, что смерть Пушкина воспринята в России «как общественное бедствие» и что в квартире покойного «перебывало до 50 000 лиц всех состояний». Посланник не преувеличивал.
У дома Волконской на Мойке, где жил поэт, невзирая на холод, стояла огромная толпа. Студенты, офицеры, старики, женщины, дети, простой петербургский люд, беднота в тулупах и даже в лохмотьях, шли и шли бесконечной вереницей, чтобы проститься с Пушкиным. Профессора университета (им это было запрещено) украдкой пробирались к дому на Мойке. Видели здесь заплаканного Жуковского, мрачного Вяземского, удручённого Крылова. Видели и высокого белокурого юношу с взволнованным лицом, тогда ещё никому не известного Ивана Сергеевича Тургенева…
Пушкин умер.. .
Давно так не волновалась столица России, как в эти зимние дни 1837 года. Все бросились в книжные лавки за сочинениями поэта. Сговаривались гроб нести на руках. В Нидерландском посольстве (там жил Дантес) собирались бить стёкла.
И в Зимнем дворце говорили о Пушкине.
— Никаких изъявлений! Никаких почестей! — раздражённо внушал Николай почтительно вытянувшемуся Бенкендорфу. — Хоронить без шума, как простого дворянина.
Воля монарха — закон. Озабоченные жандармы принялись за дело. На набережной Мойки — солдатские пикеты. У дома Волконской — мордастые квартальные в треугольных шляпах. «Без преувеличения можно сказать, — возмущённо рассказывал П. А. Вяземский, — что у гроба собрались не друзья, а жандармы».
Блюстители порядка действовали как воры. Тайно, ночью гроб перевезли в небольшую Конюшенную церковь. Народ обманули. Было объявлено, что отпевание состоится в Исаакиевском соборе, в Адмиралтействе, а отпевали в Конюшенной церкви и пускали по билетам.
Хоронить в Петербурге побоялись. Вспомнили — Пушкин желал, чтобы его похоронили в Святогорском монастыре. И на этот раз с трогательной готовностью решили поступить «согласно желанию покойного».
Второго февраля Александру Ивановичу Тургеневу сообщили, что по воле царя он назначается сопровождать тело Пушкина, которое увозят из Петербурга.
«Назначен я, в качестве старого друга, отдать ему последний долг. Я решился принять… Граф Строганов представил мне жандарма… Куда еду — ещё не знаю», — записал в своём дневнике А. И. Тургенев.
Увозили мёртвого Пушкина торопливо, крадучись, с опаской, с оглядкой. Ведь полиция доносила, что «многие располагали следовать за гробом до самого места погребения в Псковской губернии».
Третьего февраля, в полночь возле Конюшенной церкви остановились крытые кибитки и простые крестьянские дроги. Вынесли из церкви гроб, погрузили, уселись. И печальный кортеж быстро двинулся в путь по ночному заснеженному Петербургу. Впереди — жандарм. За ним дроги с гробом. Возле гроба на дрогах одинокая скорбная фигура — старый дядька Пушкина, Никита Козлов, захотел проводить в последний путь дорогого своего питомца. За дрогами, в кибитке, почтальон и А. И. Тургенев. Некогда он отвозил Сашу Пушкина в Царскосельский Лицей…
Проехали Царское Село, Гатчину, Лугу. Ненадолго останавливались отогреться, передохнуть. Только Никита Козлов будто прирос к дрогам. Даже жандарма проняло.
— Человек у него был, — рассказывал жандарм, — что за преданный был слуга! Смотреть даже было больно, как убивался. Привязан был к покойнику, очень привязан. Не отходил почти от гроба: ни ест, ни пьёт.
Мчались сломя голову на курьерских лошадях. Начальство распорядилось — скорее довезти, скорее похоронить.
«Жена моя возвращалась из Могилёва и на одной станции неподалёку от Петербурга увидела простую телегу, на телеге солому, под соломой гроб, обёрнутый рогожею, — записал в своём дневнике литератор и профессор А. В. Никитенко. — Три жандарма суетились на почтовом дворе, хлопотали о том, чтобы скорее перепрячь курьерских лошадей и скакать дальше с гробом. „Что это такое?“ — спросила моя жена у одного из находившихся здесь крестьян. „А бог его знает что! Вишь, какой-то Пушкин убит — и его мчат на почтовых в рогоже и соломе, прости господи, как собаку“».
На станции перед Псковом А. И. Тургенев встретил знакомого — камергера Яхонтова. Тот тоже ехал в Псков, но зачем, не сказал.
Двинулись дальше. Похоронный поезд обогнал Яхонтова. Александр Иванович был уже у псковского губернатора Пещурова, когда тому принесли секретное письмо из Петербурга. Оказалось, — письмо вёз Яхонтов. Пещуров при Тургеневе стал читать вслух: «Милостивый государь Алексей Никитич! — писал Пещурову управляющий III Отделением Мордвинов. — Господин действительный статский советник Яхонтов, который доставит сие письмо Вашему превосходительству, сообщит Вам наши новости. Тело Пушкина везут в Псковскую губернию для предания земле в имении его отца… Имею честь сообщить Вашему превосходительству волю государя императора, чтобы Вы воспретили всякое особенное изъявление, всякую встречу, одним словом всякую церемонию…»