Семья уселась на свои места согласно самым настоящим билетам. Поли шёпотом спросила мужа: — Послушай, с какого возраста сейчас берут на работу?
Но не успел Лу ответить, как к ним подошёл высокий мужчина лет сорока с неестественно острым носом, светлыми волосами до плеч и глазами, в которых была смешинка. Его одежда была настолько яркой, что рябило в глазах. Ярко-зелёные брюки и салатовый свитер выделялись ещё больше на фоне бежевых стен вагона. Прищурив глаза, мужчина посмотрел на номер сиденья.
— А вот и моё! — он схватил клетку и поставил её на столик. Затем ударился головой о верхнюю полку и засмущался от своей неловкости.
— Я Лев Гурьевич, а это Юфыч, — он указал на серую птичку, что сидела в клетке.
— А вам говорили, что вы похожи? — спросила Унка, смотря то на птичий клюв, то на нос Льва Гурьевича.
— Уна, что ты! — воскликнула Поли.
Лев расхохотался, да так звонко, как не смеются многие дети Грейбурга.
— Я и сам каждый день удивляюсь этому сходству. Одно лицо, ей-богу! — и снова покатился со смеху.
Не удержавшись, все тоже начали смеяться. Унке даже показалась, что смеялся сам Юфыч.
— Вы к нам по каким фантазиям? — спросил Лев.
— Мы переезжаем, — Лу произнес эти слова и как будто только сейчас понял, что всё взаправду. Что он оставляет свой маленький театр и огромный город.
— Да это же самое лучшее решение в мире! У нас в Клаудинге один день чуднее другого. Правда, Юфыч?
Птица кивнула. Поезд наконец тронулся, и Унка уставилась в окно. Она провожала взглядом серые небоскрёбы и трубы многочисленных заводов. В Грейбурге самым лучшим было время, проведённое в обсерватории с дедом Тихоном. А теперь… Теперь это просто город, в котором не сыскать такого деду. Да и в любом другом не сыскать. Мама говорит Унке, что деда Тихон появится в её рассказах и будет подмигивать звёздочками. И Унка верит, потому что мамы не обманывают.
Подушки набытые облаками
Поезд отстукивал ритм. Лев Гурьевич отпустил Юфыча полетать по вагону. Было тихо и уютно. В поезде время потеряло своё значение и успокоилось. Оно никого не подгоняло, а свернулось калачиком и уснуло на коленях у одного из пассажиров.
— Пойду посмотрю, где Юфыч. — Унка слезла с верхней полки и пошла по вечернему поезду. Кто-то шёпотом беседовал о важном, а кто-то смотрел на остатки заката. Уна увидела птицу, которая сидела в руках у девочки с гармошкой.
— У-на-на, — сказал Юфыч, раскачиваясь из стороны в сторону. — У-на- на, Уна, — почти запел он.
— Говорит! — удивилась Унка.
— Тот ещё болтун, — сказала девочка. — Я Таша.
— А ты взаправдашний проводник?
— Вот ещё, — расхохоталась та. — У нас проводников нет. Двери друг другу из вежливости открываем, чай по любви приносим, а прибраться за собой каждый и сам может.
Уне показалось, что так даже лучше, чем с настоящими проводниками.
— А в Грейбурге правда неба не видно? — с осторожностью спросила Таша. — Говорят, проводами всё так затянуло, что ни облачка…
Унка лишь пожала плечами — в городе она не смотрела на небо. Если потерять бдительность, можно столкнуться с человеком или того хуже — попасть под колёса.
Таша протянула Юфыча: — Отнесёшь?
Перья у него были гладкие и приятные на ощупь. Таких птиц Уна ни
разу не встречала. И вообще до сегодняшнего дня думала, что разговаривают только попугаи. Она несла Юфыча на место, а он внимательно разглядывал Уну своими глазами-бусинками.
— А вот и они. Опять у Таши печенье таскал?
Юфыч сделал вид, что не понимает слов Льва Гурьевича. Он залез в клетку и начал готовиться ко сну, как и весь поезд.
Унке не спалось. Ощущение было такое, будто что-то в ней сломано. Только вот что?
— Не хочешь чаю? — послышался голос Льва Гурьевича, который тоже лежал на нижней полке, как и Уна.
— Вы мне?
— В вагоне спят все, кроме нас с тобой. И кажется, что мучают нас одинаковые вопросы.
Лев Гурьевич принес чай со свежей мятой (которая, как оказалось, росла прямо в поезде), достал из сумки небольшую баночку малинового варенья и снова ударился головой о верхнюю полку, где спала Поли.
Уна рассмеялась, прикрыв ладошкой рот: — Не переживайте, мама крепко спит.
Лев сел, потирая затылок.
— Вечно витаю в облаках, забывая о том, что меня окружает. Знаешь, несколько лет назад ученики второго «Б» обмотали мой рабочий стол поролоном, чтобы я не ударялся об углы.
— Вы учитель?
— Скажу больше: я твой учитель. У нас в Клаудинге лишь одна школа, самая потрясающая, вот увидишь. А я буду вести облаковедение.