В городке Сипо сделали короткую остановку. У придорожного «ресторана» нас встретил обнаженный до пояса повар, грудь и руки его были разрисованы драконами. Он принял заказ, стряхнув с пальца кусочек мяса, который мгновенно был подхвачен крутившимся под ногами котенком. Скоро появился официант — бритоголовый шан с пышными усами. Усач принес на подносе рубленных на кусочки цыплят, сильно наперченную подливку кари, блюдо риса и несколько алюминиевых плошек. Единственная ложка имелась у повара, и мне не хотелось лишать его орудия производства. Я последовал примеру остальных посетителей и стал есть руками: брал щепотью рис, затем маринованную цветную капусту с чесноком и перцем — мой шофер Маунг Тейн похваливал этот шанский деликатес за резкий жгуче-кислый привкус.
Слегка подкрепившись, тронулись дальше. Неподалеку от городка два ручья вливались в большую каменную чашу; в одном вода как лед, в другом как кипяток. Тут купались взрослые и дети, женщины стирали белье, а мы даже побрились. Говорят, что эти воды помогают от ревматизма; местные жители, подозревающие у себя эту болезнь, каждый день часами сидят здесь в полупогруженном состоянии. Подобных ключей много в Шанских горах.
На повороте у обочины дороги сидела кучка понурых людей. Маунг Тейн остановил джип и несколько минут беседовал с ними. Это были пассажиры прошедшего перед нами грузовика. На них напали бандиты и обобрали до нитки, угнав также и машину.
С тяжелым сердцем оставили мы этих несчастных, свернули на проселок и запылили на юг.
Аистник свешивался пучками с нависших над дорогой скал, высокая слоновья трава вперемежку с трехметровыми лилиями покрывала склоны, дикая слива, папайя, гранат отмечали места прежних селений жителей гор. И всюду цветы, растущие прямо из щелей и трещин скал, сверкающие всевозможными оттенками среди густых зарослей. Пышная растительность смягчает серые однотонные краски скал и голых древесных стволов. Сквозь зеленую чащу бегут сверкающие потоки воды. Чистая горная вода танцует и прыгает по каменным ступенькам среди перевитых лианами камней и валунов и падает гремящим водопадом в ярком красочном нимбе радуги.
С обеих сторон нас окружали дикие джунгли, где играли белки и лемуры, пугливо пробирался лающий олень, проносились вспугнутые стада кабанов. И каждый поворот дороги открывал нам новые краски, новые черты джунглей. Это был доселе не виданный мной пестрый мир гор в тропиках: целый океан округленных зеленых возвышенностей, здесь подымающихся пиком, там падающих в море бамбука к речной долине; дикие степные просторы и тесные ущелья, изумрудная, в синеватой дымке зелень и красная земля на обнажившихся склонах. Вьючные тропы вели в эту неведомую даль, заполненную горами. Они кружили по уступам и терялись в запутанных складках и расщелинах. Кое-где виднелись деревни; их крыши из пальмовых листьев потемнели от копоти и непогоды.
Вот сбоку мелькнули две женские фигуры. Качнулись ветки, и они, словно привидения, исчезли в зарослях. Мой спутник Маунг Тейн сказал, что это были женщины из племени палаунов. На склонах гор палауны возделывают опийный мак.
Вскоре мы оказались в области, населенной шанами.
Жилье человека стало попадаться все чаще. В долинах и на склонах гор замелькали шанские свайные деревни. Крестьяне в черных коротких курточках и темных штанах (национальная одежда шанов) работают в поле. По некоторым склонам ступенями расположились террасированные поля. Здесь выращивают рис, кукурузу, просо, пшеницу, а также различные овощи.
Наконец мы вырвались в огромную широкую долину. Хорошо накатанное асфальтированное шоссе вело вдоль канала, мимо зеленых дубрав, испятнанных полями на выжженных участках леса, мимо отдельных домиков на курьих ножках, мимо селений. Мы видели, как земледельцы, отведя из канала воду на свои участки, вымачивали почву перед вспашкой под рис или деревянной сохой пахали уже замокшие участки. Облепленные грязью пахари отдыхали на пригорках, из воды торчали головы буйволов с громадными саблеобразными рогами — животные отдыхали после работы, погрузившись в воду.
Скоро показалась деревня, а за ней находилось озеро Инле. Самого озера, правда, пока не видно, так как у берега оно сильно заросло камышом. Наняв длинную узкую лодку с подвесным мотором, мы начали пробиваться сквозь заросли камыша к чистой воде. Спустя полчаса наш катер выскочил на простор, и перед нами раскинулась широкая синь воды, очерченная низкой полоской зеленых берегов. А вдали прямо из воды вырастала золотая пагода.
Когда мы подъехали ближе, оказалось, что пагода стоит на искусственном островке из свай. А рядом с ней раскинулась настоящая Венеция, только в бирманском стиле. Все дома, в том числе и двухэтажные, высятся над водой на бамбуковых сваях. В них находятся не только жилища, но и лавки, мастерские, учреждения. Кругом снует множество лодок и яликов, но порядка здесь, пожалуй, больше, чем в любом сухопутном городе Бирмы. В отличие от последних здесь существуют строгие правила уличного движения, которые неукоснительно соблюдаются. Ведь достаточно легкого толчка, чтобы неустойчивый челн перевернулся, и тогда ищи на дне свой товар или покупки. Но эти озерные люди — чрезвычайно искусные гребцы. Они могут мастерски управляться с веслом, а также грести ногами.
На воде здесь разводят и плавучие огороды, где выращивают нс только овощи, но и цветы. Около каждой хижины есть небольшой клочок суши. Чтобы его создать, человеку нужно было сделать не одну сотню ездок с мешками земли. На таком искусственном островке чинят лодки, разделывают крохотный огородик и даже разводят кур. Поля жителей этой «Венеции» находятся па берегу, куда ежедневно и наведываются мужчины.
Женщины здесь широко известны как искусные ткачихи. На примитивных ручных станках они выделывают красивые шелковые и хлопчатобумажные ткани. В этом районе изготовляют также матерчатые шанские сумки, которые носит вся Бирма — от веселого школьника до важного чиновника. Шанская сумка вышивается разноцветными узорами, краски которых не блекнут и не линяют.
Что вынуждает этих людей жить на воде, когда кругом есть столько свободного места на суше? На этот вопрос наш гид У Хла Тун ответил так: люди, живущие вокруг озера Инле, издавна подвергались набегам своих многочисленных воинственных соседей и в конце концов были вынуждены селиться прямо на озере. И хотя теперь стало спокойно на Инле, многие люди продолжают все еще придерживаться этой традиции.
К вечеру мы поднялись в Таунгджи. Столица шанов расположена на высоте более 1000 метров. Это небольшой городок, преимущественно одноэтажный. На главной улице расположились административные здания, три кинотеатра, магазины. Вверх по пологому склону просторно раскинулись кирпичные особняки и коттеджи богачей, внизу гнездятся деревянно-бамбуковые домики простого люда.
На Шанском плато здоровый горный климат, красивые пейзажи. Не случайно оно является излюбленным дачно-курортным местом для состоятельных бирманцев. В жаркие месяцы здесь находят спасение многие рангунцы.
Таунгджи весь утопает в зелени и цветах. Каждый домик окружен кустами роз и олеандр, всюду разбиты клумбы ярко-красных пионов, улицы обрамлены зелеными живыми изгородями. И весь городок выглядит удивительно чистым, уютным, здоровым, свежеумытым.
Часов в одиннадцать, когда мы возвращались из кино в одних пиджаках, было довольно прохладно. На ночь добрый служитель гостиницы выдал нам по два одеяла: шерстяное и ватное.
Утром перед отъездом мы сходили на базар. Он расположился неподалеку от шоссе на широкой, плотно утрамбованной площади. Было воскресенье, базарный день. Рядами выстроились крестьянские арбы, а между ними высились горами наваленные арбузы, тыквы, дыни, всевозможные овощи: капуста, длинные и изогнутые огурцы, белая сладкая редька, не менее сладкий картофель, похожий на корявые сардельки, мелкие помидоры, лук, кокосовые орехи, бананы, кое-где белели горки риса. В одном из углов базара грудились белые куры и пятнистые поросята.
Трудно себе представить более живописное зрелище, чем этот праздничный базар в Таунгджи. Будто вся Бирма выставила здесь свои моды. Палауны в темносиних тюрбанах, в хлопчатобумажных пестрых халатах, с массивными серебряными ожерельями на шее. Группа качинских женщин в блузах из грубо сотканного материала, с украшениями из серебряных полусфер и колец на груди и нитками бус на шее. Наконец, гибкие стройные шаны в своих курточках и свободных штанах, с ножами дахами за поясом и в широкополых грибовидных шляпах. Особенно бросались в глаза их суровые красивые лица с правильными чертами и четким вырезом губ. Шаны держались с большим достоинством.