Всем известно, что дикие животные выглядят намного лучше на свободе, на лоне природы. Это особенно относится к попугаю. Дома, в клетке, или в зоопарке он выглядит жалкой пародией на то, что я видел в Бирме. Здесь, в девственном лесу, в своей родной стихии, попугай— воплощение радости и красоты. Сидя на пятидесятиметровой высоте на хлопчатом дереве, он мягко пересвистывается с друзьями. Его свист, доносящийся издалека, напоминает пение флейты. А когда вся стая вдруг поднимется в воздух и играет в верхушках деревьев — что может быть прекраснее этих пестрых веселых созданий с их оранжевыми клювами и длинными, мягко ниспадающими хвостами, переливающимися всеми цветами радуги в лучах солнца! Они вносят много живости и игры цветов туда, где зелень стремится подавить все своей массой.
На ветке одного лесного гиганта я вдруг увидел пару синекрылых павлинов, их перья отливали синеватым металлическим блеском. Перед своей подругой самец распустил роскошный веер перьев с перламутрово-лазурными «глазами».
Павлин — самая почитаемая в стране птица; с давних времен его изображение считается эмблемой Бирмы. Он легко одомашнивается. У многих зажиточных бирманцев я видел павлинов, свободно разгуливающих среди другой дворовой птицы: уток, гусей, кур, индеек. Может быть, в этом сказываются родственные узы — ведь павлин самая крупная птица из отряда куриных.
В высоких кронах деревьев живут дятлы, филины и множество других птиц, которых обычно трудно заметить в море листвы. На редких полянах мелькают пестрые фазаны, куропатки или индюшки, на лесном болоте увидишь белую цаплю, которая, по местному поверью, приносит счастье. Одни птицы имеют яркое красивое оперение, у других внешняя окраска сливается с цветом листьев или деревьев, но почти все они безмолвны. Зато в деревнях и городах хозяйничают такие же, как у нас, дотошные воробьи и крикливые вороны. Встретишь в Бирме и наших перелетных знакомых: ласточек, скворцов, грачей.
Джунгли молчаливы. Мягкий свет, проникающий сквозь листву, создает иллюзию спокойствия. Однако видишь, чувствуешь, как здесь за зеленой завесой идет глухая извечная борьба за существование, за место на земле и в воздухе, за каплю влаги и за кроху солнечного луча. Все живое защищается изо всех сил, приспосабливается кто как может. Поэтому окружающая тишина внушает необъяснимую тревогу, наводит жуть. Все притаилось, словно в напряженном ожидании опасности или нападения.
Пышностью своей тропический лес во многом обязан чрезвычайно благоприятным климатическим условиям. Здесь, в стране вечного лета, растениям и животным не приходится так приспосабливаться к сменам времен года, как у нас на севере.
Живущие здесь в огромных количествах насекомые, птицы и животные с завидной добросовестностью несут санитарную службу в лесу, не прерывая ее ни на минуту.
Я не раз обращал внимание на большие конусообразные сооружения темного цвета высотой до четырех метров, стоящие на земле. Подобные же постройки несколько меньшего размера висели на кустах и на ветвях деревьев. Сингх проткнул палкой одну из них: внутри копошились мириады болезненно-белого цвета насекомых. Это были термиты. На вид такие беспомощные, на деле они весьма грозны. Эти насекомые могут подточить любое дерево. Делают они это с той же непостижимой быстротой, с которой и размножаются. Вот почему в бирманских городах существуют специальные команды, которые регулярно осматривают и опрыскивают специальной противотермитной жидкостью все щели домов, все закоулки складов. Для защиты от термитов бирманцы пропитывают смолой стены деревянных домов, которые от этого приобретают темный цвет.
Но такой разрушительной работой термиты занимаются лишь в селениях и городах, т. е. в несвойственной им обстановке. Термиты же, живущие в лесу, делают большое, полезное дело. Они валят наземь прогнившие деревья, расчищая джунгли, создают в почве значительные пустоты, по которым влага и воздух проникают к корням деревьев и растений.
В Центральной Бирме, у подножия Шанских гор, мне привелось бродить с нашим специалистом Николаем Петровичем Доморядом в поисках удобного места для организации государственного хлопководческого хозяйства.
Лес здесь имел уже иной, довольно своеобразный вид. Во многих местах земля была сухой, глинистой и совершенно голой, даже без травы. Очевидно, в период дождей здесь бушевали такие потоки, что они смывали верхний плодородный слой почвы, весь бурелом и мелкую растительность. Лес был негустой, но пробирались мы с трудом — колючий кустарник вперемежку с бамбуком образовывал плотные заросли. Порой выходили на поляны, занятые огородами или посевами гороха и кунжута. Лесные исполины попадались редко, высились они, одинокие и могучие, обычно около водоемов.
Возможно, бедность леса здесь объяснялась недостатком влаги. Однако потом между Таунгу и Пьинмана я видел обширные территории, где природа была уж явно ни при чем. Там хищнически вырубался знаменитый бирманский тик. Встречаются участки, расчищенные от паразитирующих растений и бесполезных кустарников. На них быстро поднимаются вверх молодые тиковые саженцы. Однако пока на обширных пространствах центральных областей Бирмы еще торчат темные гнилые пни, а колючий кустарник так сильно переплелся, что побегам благородного тика очень трудно завоевать себе место под солнцем. Гнетущая, печальная картина, наглядно демонстрирующая, как хищник в образе человека может изуродовать природу. И подобных вырубок в центральных и южных областях страны немало. Они напоминают рубцы, оставленные черной оспой колониализма на лице Бирмы.
После захвата Бирмы в середине прошлого века англичане пригнали в джунгли Тенассерима и Центральной Бирмы семитысячную армию прирученных слонов и с их помощью начали добывать и вывозить оттуда замечательную тиковую древесину. Прекрасные девственные леса вырубались под корень, а тик превращался в звонкое золото, которое поглощалось бездонными сейфами лондонского Сити.
В результате хищнического истребления лесов потоки воды, низвергающиеся с небес на землю, лишенную растительности, смывают на своем пути не только посевы, но и почвы, превращая цветущие долины в огромные пустоши. Зарастая колючим кустарником и бамбуком, такие вырубки становятся рассадником вредителей культурных растений.
Леса покрывают более половины территории Бирмы. Растительный мир страны сложился под воздействием влажного муссонного климата. В районах с большим количеством осадков (свыше 2000 миллиметров) преобладают непроходимые многоярусные влажные джунгли. В горах раскинулись хвойные леса, смешанные с зарослями каштанов, пробкового дуба, магнолий. Любопытно отметить, что бирманские ели и сосны уступают по размерам своим сибирским сестрам, зато у них длинная, мягкая, очень пахучая хвоя. Там, где количество осадков колеблется в пределах 1000–2000 миллиметров в год, растут тропические листопадные леса. В них сплошными массивами произрастают тиковые деревья, пьинкадо (железное дерево), инджин, падаук, пьинмо, панданусы, индикусы и многие другие лесные великаны с пышными кронами на необычной высоте.
В Бирме насчитывается свыше 1500 видов деревьев. Но самым ценным и благородным из них бирманцы считают свой тик. Не случайно называют здесь его «лесным золотом». Из всех древесных пород тик — величайшая находка для кораблестроителей. Еще в шестнадцатом веке арабские купцы вывозили его из Бирмы и выгодно сбывали на судоверфях Лондона, Лиссабона, Генуи, Туниса. Отважные мореходы многим были обязаны бирманскому тнку — корабль с оснасткой из его древесины выдерживал любые штормы.
Тик, называемый иногда индийским дубом, отличается прочностью слоновой кости, хорошо противостоит гниению, легко обрабатывается. Тик находит самое разностороннее применение в строительстве и в быту. Из тика изготовляют отличную мебель, паркет, различные сувениры и безделушки (искусно вырезанные статуэтки, фигурки слонов, миниатюрные пагоды).