От самых верховьев и до моря берега Иравади усыпаны селениями. Район Чаусхе называют родиной риса, там до сих пор служит людям оросительная система, сооруженная древними бирманцами. На Иравади строились столицы Паган, Проме, Мандалай, находится на ее рукаве нынешняя столица Бирмы Рангун. Иравади несет свои воды мимо нефтепромыслов Енанджаунг, городов Минхла, Минбу и Магуэ. Близ Хензада река разветвляется на многочисленные рукава и протоки ее образуют огромную дельту.
Восточнее Иравади протекает река Ситаунг. Она значительно уступает своей сестре. Река быстро мелеет: частью разбирается на орошение, частью вода испаряется под жарким тропическим солнцем.
Долины Иравади и Ситаунга составляют Центральную низменность Бирмы — основную часть страны, ее ядро. Здесь речными наносами образовались плодородные почвы, самые лучшие в стране, здесь проживает подавляющее большинство двадцатичетырехмиллионного населения государства, здесь осели и бирманцы — наиболее многочисленная нация Бирманского Союза, составляющая три четверти всех жителей страны. Следующая наша поездка состоялась в этот обетованный край.
ОТ ШАНСКОГО НАГОРЬЯ
ДО АНДАМАНСКОГО МОРЯ
Суванна Бхуми — «Золотая земля»!
Солнце вот-вот выплывет из-за горизонта, а мы уже в пути. Черная лента шоссе разматывается в бесконечную даль. Поля, перелески, поля… Чем-то родным, давно знакомым веет от этой картины. Что-то напоминающее нашу русскую сторонушку: бесконечная, волнующаяся морем колосьев равнина, стаи коршунов в высоком безоблачном небе и белые капустницы над зелеными лугами. Но эти милые сердцу штрихи затираются вдруг непривычными мазками. Вот джип резко тормозит, и я тычусь носом в ветровое стекло. Впереди поперек шоссе растянулась огромная толстая змея. Шофер, индиец Купал, суеверен. В дороге он боится пролить кровь какого-либо живого существа и теперь гудит. Змея нехотя сползает с теплого асфальта — путь свободен. Вдруг из-под колес пружиной взвивается вверх черная змейка, разинув на нас шипящую пасть. Я сразу прихожу в себя.
Навстречу бегут заросли мясистых кактусов и изящного аркообразного бамбука. Зеленые бананы распростерли огромные листья, нехотя расступаются исполинские манго и хлопчатые деревья, приветливо покачивают своими веерами красавицы пальмы. Горбатые быки — бантенги и темно-серые буйволы, у которых громадные, почти смыкающиеся по эллипсу рога закинуты назад, голубые вороны, обилие цапель и журавлей, дома на высоких сваях, косматые деревни, обнесенные живыми оградами из кактусов и колючего кустарника, зеленые рощи, опутанные лианами, — все это для нас так необычно…
Чем выше солнце, тем оживленнее дорога. У обочин огромные птицы разделывают трупы павших животных. Они не обращают никакого внимания на проносящиеся мимо машины. А вдали на деревьях сидят уже насытившиеся их товарищи. Они широко развернули полутораметровые крылья для просушки — вчера прошел дождь. Это грифы-стервятники, отвратительные на вид птицы. Огромные, в метр-полтора высотой, с мутными взглядами и мощными хищными клювами выжидают они добычу у обочины дороги или в поле; лениво переваливаясь с ноги на ногу, переходят с места на место. Грифы вместе с собаками и воронами, которых водится здесь неимоверное количество, выполняют роль как бы добровольных санитаров.
Все больше появляется джипов, допотопных грузовиков и автобусов, до отказа набитых людьми. Вот прошел грузовик, со всех сторон облепленный пассажирами: кузов заполнен в три этажа, некоторые сидят на капоте, другие висят на подножке, чудом удерживаясь. А что же делать: ехать нужно, а транспорта не хватает.
В переливающихся золотом полях уже кипит работа, мелькают темные фигурки людей. В одном месте убирают рис, а по соседству, закончив с уборкой, вновь пашут или боронят, сажают картофель или сеют горох. Весна и осень на одном и том же поле!
Вот она, бирманская земля, «золотой край»! Вот они, тропики! Здесь не знают, что такое зима. Жизнь ни на минуту не замирает, природа не знает отдыха. Страстное, горячее дыхание солнца всегда охраняет эти места от холода и непогоды. А другая могучая сила — вода — смягчает палящий зной, питает почву, наполняет соками травы и деревья.
Бирма — тропическая страна с влажным жарким климатом. Все растет здесь бурно. У дороги — роща высоких стройных пальм. Гроздья кокосовых орехов укрылись под перистыми листьями, и каждый такой орешек — с голову ребенка. Зеленый банан гнется под тяжестью пудовой кисти плодов. Бамбук растет не по дням, а по часам и достигает здесь толщины туловища взрослого человека.
«Суванна Бхуми» означает «золотая земля». Так называлась раньше Бирма. Известный греческий географ Птолемей писал о богатой стране, лежавшей на стыке Индии и Китая, которую он назвал «золотым полуостровом». В 1470 году в Бирме побывал наш соотечественник Афанасий Никитин, он был одним из первых европейцев, увидевшим этот дивный край. На холме Шведагон, где стоит знаменитая пагода, Афанасий Никитин встретил бирманскую принцессу и беседовал с ней. Затем в качестве ее гостя посетил Пегу, в 80 километрах от Рангуна. Туда-то по следам знаменитого путешественника и держали мы свой путь.
…Когда-то это была большая и цветущая столица могущественного государства монов. Теперь Пегу — заштатный провинциальный городок, известный гигантской скульптурой Будды, которая находится в пагоде Шве Та Льяунг. Будда изображен лежащим на правом боку, голова опирается на правую руку — та поза, в которой он якобы погружался в нирвану — состояние блаженного небытия. Этот Будда считается одной из самых крупных скульптур, сделанных из камня. Его длина — 54 метра, высота в плечах— 15 метров. По мнению бирманских историков, эта гигантская скульптура была создана еще в 994 году.
На окружающих Пегу холмах можно видеть много разрушенных и восстановленных пагод. В одну из них мужчины бирманцы считают для себя зазорным заходить. Внутри пагоды находится скульптурная группа: курица верхом на петухе. Говорят, что так местный художник символически изобразил всеобщее смятение на земле во время всемирного потопа.
Что касается потопа, то жители Пегу видят его каждый год — в сезон дождей. Здесь, в Нижней Бирме, за полгода выпадает до двух с половиной метров осадков. В период муссона земля захлебывается водой, влаги хватает и на сухой сезон.
…Проехали городок Таунгу, через который протянулась символическая граница Нижней и Верхней Бирмы. Переход совершается незаметно, постепенно. Растительность мало-помалу теряет свою пышность, становится суше.
В районе города Пьинмана начинается зона плантаций сахарного тростника. Здесь тростника столько, что сахарный завод, выстроенный недавно с помощью японских инженеров, не успевает перерабатывать сырье. Ему помогает кустарная сахароварка. Здесь все делается вручную. Сначала рубят на куски стволы тростника и ручным прессом выжимают сок в два больших чана. Сок переливают в большие котлы, вделанные в обычные печурки (очень схожие с теми, на которых летом наши колхозницы готовят обед), и выпаривают до определенной кондиции. Затем полученную густую коричневую массу разливают по противням; когда она застынет — сахар готов. Его режут на плитки, и он напоминает шоколадную помадку. Кругом летают мухи. Я соблазнился на предложенное угощение и не пожалел — сахар оказался вкусным. Коричневые лепешки, плитки домашнего сахара и различные сладости из него можно встретить в любой местной лавчонке.
На сельскохозяйственной станции в Пьинмане, занимающейся селекционной работой, нас познакомили с выращиванием сахарного тростника. Это двухлетнее растение; его высаживают черенками в декабре — феврале. На второй год тростник становится более тощим и низкорослым и дает урожай в два раза меньше. Тем не менее ради более быстрого получения урожая и экономии затрат ври посадке многие крестьяне сажают тростник лишь раз в два года.
Дорога ведет нас на север, и среди окружающей зелени все больше появляется песчано-бурых плешин, все чаще встречается высокий колючий кактус. Это засушливая зона, занимающая обширную территорию в центре Бирмы. Она постепенно превращается в пустыню, где весной гуляют песчаные смерчи.