– Степка, ты когда в последний раз с папой разговаривал?
– Не помню, – сын наморщил лоб. – Дней десять назад, наверное. Я ему звонил, спрашивал, не придет ли он на мою игру посмотреть. – Сын занимался сквошем и в своей возрастной группе числился самым лучшим игроком, чем Лера страшно гордилась.
– И что? Пришел?
– Нет, сказал, что ему некогда и чтобы я ему не звонил со всякими глупостями, – Лера увидела, как он выпятил нижнюю губу. В их семье это был передающийся по наследству признак глубокой обиды. Она сама так же выпячивала губу, и Антошка, и мама, и даже бабуля. Дед всегда над ними смеялся.
– Так, а ты? – она повернулась к Антону. – Ты когда с папой разговаривал?
– Он мне звонил несколько дней назад, – Антошка посмотрел на брата, чтобы проверить, не обиделся ли тот, что отец предпочитает ему младшего сына. – Предлагал вместе к бабушке Наде съездить, – так звали Лерину свекровь, к счастью, уже бывшую. – Я отказался, потому что нам Олег обещал в этот день приемы показать.
– Какие приемы? И в какой день это было?
– Боевые приемы, а в какой день, я не помню.
– Это было в тот день, когда ты пошла в кафе с бабушкой, – вспомнил Олег. – Ты позвонила с работы, что задержишься, а я позвонил пацанам и велел сидеть дома. Мол, приду и будем приемы разучивать.
– Точно, – согласился Антошка. – А тут папа позвонил, и я ему сказал. Если честно, мне просто к бабушке Наде было неохота. Она плохая, всегда про тебя гадости говорит.
– А ты ему сказал, что меня дома не будет? – допытывалась Лера.
– Сказал, а что, нельзя было? – удивился сын. – Он спросил, на ком Олег нам будет приемы показывать? На тебе? Ну, я и сказал, что ты в кафе с бабушкой Ксеней идешь. Мам, так мы в торговый центр-то едем или нет?
– Едем-едем, – успокоила его Лера. – Сейчас я переоденусь. Бегите в прихожую. То есть Игорь знал, что бабули не будет дома, – сказала она. – Так я и думала, что это его штучки. Вот ведь мразь какая! Чтобы мне нагадить, пожилого человека не пожалел!
От того, что загадка так легко разрешилась, у Леры существенно улучшилось настроение. Ее бывший муж в очередной раз проявил себя как гад и сволочь. Ничего нового. И кино оказалось интересным, и обед вкусным, и продукты они купили без всякой очереди и толчеи, которые обычно случаются по праздникам. Вот только ночь, которую она ждала с предвкушением, опять не получилась. Вечером Олега внезапно вызвали на дежурство.
– Не волнуйся, – сказал он. – Я часиков в десять утра приду, часок отлежусь, и поедем. Все нормально будет.
Утром муж, правда, пришел не в десять, а в полдвенадцатого, Лера уже начала и волноваться, и сердиться. Дорога, конечно, предстояла не дальняя, но отступать от своих планов она не любила.
Вернувшийся с работы Олег сердиться запретил, спать не стал, быстро принял душ, переоделся, съел остатки кролика, который у Леры получился просто пальчики оближешь, и скомандовал ехать. И вот сейчас стелилась перед ними дорога, вставали по сторонам корабельные сосны, шебуршились на заднем сиденье мальчишки, и было Лере так хорошо, что она даже песенку себе под нос замурлыкала.
– Давай через саму усадьбу проедем, – попросила она Олега, когда машина свернула с большой дороги на проселок. – Во-первых, я тебе ее покажу, а во-вторых, может быть, мама на работе. Сразу ее заберем.
– Давай, – Олег проехал мимо отворотки на коттеджный поселок и уверенно направился к центральным воротам.
– Ты что, здесь когда-нибудь бывал? – изумилась Лера.
– Нет.
– Тогда откуда ты знаешь, куда ехать?
– Лера, я ж не даун. И у меня нет нормального для всех женщин географического кретинизма. На отворотке указатель был, что центральная усадьба прямо.
Слева высилась полоса канадских кленов, казалось, уходящих в небо. Тонкие зеленые листочки на них еще едва проклевывались, но Золотов представил, как тут должно быть красиво осенью, когда все это великолепие делается багряно-золотым, и у него аж дух захватило.
– Красиво тут, – восхищенно произнес он. – Такие деревья интересные.
– Это дед посадил, – гордо сказала Лера. – На этих землях как раз был его колхоз. Это он усадьбу сохранил и барский дом разрушить до основания не дал. Он всегда говорил, что плох тот народ, который не ценит свою историю. И поэтому хозяйственные постройки усадьбы максимально по назначению использовал. То есть в жеребятнике жеребят поселил. В конюшне – лошадей. В амбарах посевной материал хранили. В общем, в социалистические годы он тут ничего разрушить не дал, а как перестройка началась, сразу же начал восстановления требовать.