Усадьба располагалась за городом, на высоком и обрывистом берегу Волги, откуда и пошло ее название – Горка. Владельцы усадьбы Ланские были близкими родственниками того самого генерала Ланского, за которого вышла замуж вдова Пушкина Наталья Николаевна. Татьяне Ивановне было приятно думать, что, возможно, красавица Натали Гончарова когда-то приезжала сюда, ходила по дорожкам старого парка, точнее, березовой рощи, которая была любовно выращена перед расположенным рядом с барским домом храмом.
Храм был еще старше, чем барский дом. Возведенный в семнадцатом веке, он не подвергался перестройке и был разрушен гораздо сильнее. Одетый в строительные леса, он медленно восстанавливал свой первоначальный облик, вот только из-за вечной нехватки финансирования работы продвигались медленно. Слишком медленно. И Татьяна Ивановна все чаще молилась о том, чтобы Господь послал ей силы довести начатое до конца, передать усадьбу в другие руки в полном ее великолепии.
О том, чьи это будут руки, Татьяна Ивановна старалась не думать. Дело всей ее жизни могло быть в одночасье разрушено первым же нерадивым директором или корыстолюбивым чиновником. Барская усадьба оставалась лакомым кусочком для нуворишей, которые, не стесняясь, изъявляли желание здесь жить, и только статус федерального памятника пока еще хоть как-то спасал усадьбу от их захватнических поползновений.
Земля неподалеку, где когда-то располагались пашни и заливные луга самого крупного в области колхоза, давным-давно была переведена из сельхозугодий в землю для индивидуального строительства. Со второго этажа барского дома виднелись ярко-красные крыши крутых особняков, владельцы которых не особенно гордились тем, что им довелось жить в историческом месте.
Не все, правда. К примеру, восстановление храма велось на деньги жившего здесь предпринимателя Петра Карасева. А многие экспонаты в барский дом приобрела на свои средства и передала в дар музею владелица строительной фирмы Элеонора Бжезинская, да и многие другие помогали, понемногу внося вклад в общее дело.
Но были и такие, с кем Татьяне Ивановне приходилось, в прямом смысле слова, воевать, чтобы они не пытались захапать принадлежащую музею территорию, не разрешали своим детям обирать яблоки, залезая на старые яблони фруктового сада, а главное – не вырубали защитную полосу из высаженных в конце семидесятых годов двадцатого века канадских кленов, со всех сторон обрамляющих усадьбу, заросшие колхозные поля и состоящий из особняков поселок.
Клены посадил ее отец. И Татьяна Ивановна, как коршун, зорко оберегала каждое дерево, не ленилась ходить на собрания в администрацию поселка, отстаивать правду в областной администрации и комитете по экологии. Пока победителем всегда выходила она. Несмотря на маленький рост, хрупкость фигуры, сохранившей девичью легкость, несмотря на приближающийся пятидесятипятилетний юбилей, тихий голос и интеллигентность, характер Татьяна Ивановна имела решительный и неизменно добивалась того, чего хотела.
Сейчас она хотела приобрести оборудование для шорной мастерской. Идея состояла в том, чтобы запустить в усадьбе интерактивную программу с катанием на лошадях, изготовлением шор по старорусской технологии, распиванием домашнего кваса, а также обязательным посещением магазинчика, торгующего изделиями из кожи. Выведение музея на самоокупаемость было ее мечтой. Альфой и омегой.
Пока дело не сдвинулось с мертвой точки, потому что собрать нужное количество чиновных закорючек на нужном количестве бумаг никак не получалось. Но Татьяна Ивановна и не думала сдаваться.
– Все обязательно наладится! – снова повторила она, зашла в барский дом, чтобы осмотреть его перед началом нового экскурсионного дня, и практически сразу наткнулась на разбитое окно в гостевой зале.
Грязные следы на полу со всей очевидностью доказывали, что ночью здесь кто-то был.
– Марина, Марина! – позвала Татьяна Ивановна, у которой в ушах запульсировала кровь. Взлом барского дома был происшествием вопиющим и требовал принятия экстренных мер. На крик в зал вбежала ее заместительница, а по совместительству – экскурсовод Марина. – Кто вчера дом закрывал?