- Что опять стряслось, Франц Иосифович? - поинтересовался главный режиссер театра со смесью снисходительности и раздражения.
- Ида Рубинштейн окончательно отказалась выступать под декламацию Григорием своей новой поэмы!
- Это пренеприятнейшее известие! - прорычал режиссер. - Я просил сделать все по высшему разряду, неужели это так сложно?!
- А я сразу говорил, что это пустая затея, - подлил масла в огонь кто-то из присутствующих. - Ида сейчас работает над переосмыслением образа в новой постановке...
- Да кого сейчас это интересуют! - вскричал режиссер. - Я так на нее рассчитывал! Теперь уже не успеть договориться ни с Павловой, ни с Серовой! - и злой как черт убежал по коридору.
- Ох уж эти люди искусства! - рассмеялся кто-то в свите Пономаренко. - С ними не соскучишься! Жизнь бьет ключом, обожаю! Просто обожаю!
Я кивнул. Жизнь продолжается, все идет своим чередом. Небольшой оркестр играл незнакомую мелодию, которую большинство слушало с удовольствием.
- Что играют? - спросил я, не стесняясь продемонстрировать собственное невежество.
Ольга пожала плечами.
- Это из балета, который на следующей неделе представят в Большом. Название я запамятовала, кажется, что-то из славянской мифологии.
В это время Пономаренко решил обратить внимание на нас, точнее ввести меня в свой разговор.
- Ну, что Владлен Владимирович, как настроение? Вы говорили, что не смогли, месяц назад, присутствовать в Минске на концерте. Вот Мы и постарались исправить это. Ведь Вы к нам прямо с фронта, да еще и в прорыве участвовали, расскажите как там наши белорусы, оказывают помощь Красной Армии.
Пришлось пересказывать, как люди, для обеспечения техники горючим, несли последний керосин, как помогали продовольствием и сведениями о противнике. Упомянул начальника станции, который, несмотря на непризывной возраст, присоединился к нашему отряду. Присутствующий корреспондент, строчил в блокноте не останавливаясь, а когда я выдохся, отпросился у Пономаренко и умчался в редакцию. Потом я еще какое-то время поотвечал на вопросы присутствующих и про меня благополучно забыли. Очевидно, я свою функцию выполнил, хотя в чем была ее суть, так и не понял, все-таки интриги это не мое.
С Ольгой я все-таки потанцевал, но ее у меня быстро увели. Убедившись, что девушку доставят до дома и она против этого не возражает, закупился в буфете цыплятами в табака, шоколадом и парой бутылок коньяка, после чего отправился в гостиницу. Хорошо, что водителю была дана команда меня отвезти, а то сам бы я вряд ли нашел место, где остановился. Москва сороковых гораздо меньше, чем я ее знал но, тем не менее достаточно крупный город и затеряться не его улицах очень просто.
В гостинице, будучи «слегка навеселе» я предложил девушкам горничным, что так мне помогли, и смена которых еще не закончилась, отпраздновать мое скорое возвращение на фронт. Легко сломив их слабое сопротивление, тем более, что их прямо распирало от желания узнать, продолжение моих героических похождений, и то, чем вызван такой интерес к моей скромной персоне со стороны различных органов, мы устроили небольшой банкет с продолжением.
Утро я встретил в своей постели и в прекрасном настроении. «Комсомольцы» смотрели на меня завистливыми взглядами и вздыхали.
- Будет и на вашей улице праздник, - успокоил я их с усмешкой, - какие ваши годы. Тем более вам сегодня предстоит фотссесия и общение с репортером, а то и не с одним. А теперь слушаем вводную.
Рассказав новые обстоятельства спасения знамени, без деталей, которые наверняка появятся позже, но уже в интерпретации партийных органов, и выслушав возражения, я поставил бойцов по стойке смирно.
- Значит так красноармейцы. Это не моя прихоть, а приказ родины и партии. Мне в газеты попадать категорически нельзя, не та у меня военная специальность, а спасение знамени осветить в печати обязательно нужно для поднятия боевого духа. С этим согласны?
- Да, - бойцы неуверенно переглядываются.
- Кроме того, вы ведь действительно остались прикрывать отход командира, а потом до выхода из окружения охраняли знамя. Так в чем же здесь не правда?
- Но ведь..., - начинает один из них.
- Отставить, - прерываю на полуслове, не давая разгореться спору, - я все сказал, за невыполнение приказа расстрел. А героев если, что и без вас найдут, но я рассчитываю на вашу комсомольскую сознательность. Партия сказала - НАДО! Комсомол должен ответить - ЕСТЬ!
И увидев недоумение на их лицах, вспомнил, что плакаты с такой надписью появятся гораздо позже, еще и песен нет строчки, из которых я только, что процитировал. Повнимательнее нужно, а то ляпну что-нибудь вроде того, что комсомол имеет шесть наград, а их то пока всего две: орден Красного знамени - за боевые заслуги в годы Гражданской войны, и орден Трудового Красного Знамени - за первые пятилетки.