— Куда он уехал?
— До тебя что не доходит? — спросила она. — Ты же фактически его уничтожил. Он потерял свою профессию, он потерял свою репутацию. И теперь, когда он свободен, ты думаешь, что так просто можешь вернуть ваши старые отношения? Этого не будет.
Я не хотел ей верить, но у него не было причин не видеться со мной прошлым вечером. Он мог бы, но ничего не сделал. Я понимал, что мы не могли общаться, потому что он ждал слушание своего дела в суде, но сейчас-то всё закончилось. А теперь он уехал и даже не попрощался.
— Привет, чувак! — на стул рядом усаживается Люк, пока я на автомате делаю разминочные упражнения. Он открывает футляр и собирает свой кларнет. — Я видел вчера новости.
— Угу.
Останавливаюсь и регулирую мундштук.
— И что дальше?
— Ничего. Он уехал прошлым вечером.
— Он вернётся?
Я смотрю на него и внутри всё жжёт от зависти. Я помню, как Куртис добивался Люка. Я и правда думал, что Эндрю тоже будет вот так же за меня бороться. Я считал наши отношения серьёзными, настоящими.
Мыслями возвращаюсь в дни до его ареста: как мы проводили вместе время, о чём говорили. Я чувствовал себя ему ровней. А сейчас я — просто ученик, который однажды влюбился в учителя.
— Нет. Не вернётся.
Глава
49
Эндрю
Я потерял счёт дням. Время дома превратилось в какое-то расплывчатое пятно, состоящее из сна, жалости к себе, ещё сна, рисовых хлопьев, которые я не ем, и горячего шоколада, который я не пью, излишне оживлённой болтовни мамы и молчания отца. Джинсы, если я утруждаюсь их надеть, на мне уже болтаются. Но мне всё равно.
За моей дверью слышен тихий спор мамы с отцом. Через жалюзи просачивается яркий солнечный свет. Ощущая огромную слабость и сильную головную боль, тянусь к часам возле кровати и нажимаю кнопку, чтобы высветить время на дисплее. 15:00.
Сейчас меня сейчас снова будут тормошить. Это уже не в первый раз.
Открывается дверь, и я натягиваю одеяло на голову. Но его сразу же сдёргивают обратно.
— Дрю, — рявкает мой отец. — Хватит! Вставай. Одевайся. Мы идём гулять.
Я не хочу гулять. Я не хочу говорить. Я ничего не хочу.
Мама делает вид, что драит на кухне раковину, а отец молча пристёгивает к ошейнику Шепа поводок и протягивает его мне.
— К моменту вашего возвращения у меня уже будет готов ужин, — говорит мама, открывая передо мной заднюю дверь.
Шеп мчится вперёд и тащит меня за собой. Отец идёт, засунув руки в карманы. Шеп останавливается пометить бордюрный камень. Ко мне поворачивается отец:
— Тебе нужно побриться и постричься.
Он ждёт от меня ответа, но я молчу.
Он глубоко вздыхает, потом отступает со словами «Ну, хорошо». Шеп отправляется дальше и тащит меня следом, но отец забирает у меня поводок, и я заливаюсь слезами. Я не плакал с момента, когда родители забрали меня с той заправочной станции, около двух недель назад. Опускаю голову и обнимаю себя за плечи. Мне не хочется этого делать, но сдерживаться больше нет сил.
— Боже правый, Дрю! — он обнимает меня за шею, и мы идём дальше. — Сын, ты облажался. Тут не поспоришь. Но это не делает тебя неудачником. Пора стать мужчиной. Хватит терзать себя. Тебе уже пора стань хозяином своей жизни. Я знаю, что ты думаешь иначе. Но у тебя есть возможности, и у тебя есть Кики. Подумай об этом. Этой чудесной малышке нужен отец.
И вдруг я понимаю, что он нужен не только ей одной. Мне он тоже нужен. Останавливаюсь, чуть ли не падаю на отца и позволяю ему себя поддерживать, пока доношу до него свои мысли. Когда мои всхлипывания затихают, он садится на обочину и тянет меня за собой. В мою ладонь мокрым носом втыкается Шеп.
— Сын, две недели с тобой нянчилась мама. Я молчал. Но пора с этим кончать. Ты и я. Мы пройдём через всё вместе. Тебе нужно найти работу и тебе нужен план. Ты — умный молодой человек. Ты можешь делать всё, что захочешь.
— Кроме преподавания, — говорю я и мой голос ломается.
— Тогда ты применишь свои таланты в другой области. Дрю, я не смогу сделать всё вместо тебя, но поддержу в любом твоём решении.
Я шмыгаю носом и утираю рукавом слёзы.
— Можно кое о чём спросить?
— Ты можешь спрашивать о чём угодно.
— Я тебя разочаровал? —мигаю несколько раз, а потом поворачиваю к нему голову.
— Ох, Дрю, — он вытягивает ноги. — Сынок, я знаю тебя уже много лет. Сначала да, я был немного удивлён, даже потрясён. Этот Роберт был твоим учеником и такие отношения — табу. Но ты всегда был исключительно благороден. Иногда даже слишком.