— И ещё удали мою фотографию. Я больше не смогу с тобой переписываться.
Роберт молчит. Следы измороси на его напряжённом лице собираются в крупные капли и увлажняют волосы. Я мучаюсь, видя его боль, зная, что я тому причина.
— Я всё ещё твой учитель, Роберт. Я всё ещё могу тебе помочь в этой роли.
Он открывает глаза и несколько раз моргает.
— Если вы, мистер МакНелис, переживаете за мою домашнюю работу по матанализу, — говорит он холодно, — то не стоит. Она будет у вас на столе завтра вместе с заданиями других учеников.
От его официального тона я вздрагиваю, но киваю в ответ. У Роберта есть право злиться. Я — взрослый, который позволил этому случиться. Протягиваю руку к дверной ручке:
— Будь осторожен по дороге домой. Увидимся завтра.
Он поворачивается уходить, но потом останавливается:
— Мой отец умер. Пару часов назад.
— Мне жаль, — говорю я, стараясь вложить в свои слова больше, чем просто сочувствие его утрате.
— Да. Мне тоже.
Роберт поворачивается уходить, а затем трусцой бежит через парковку к своей машине.
Роберт
Когда я возвращаюсь домой, подъездная дорожка пуста, но весь дом светится.
Я легко пробираюсь мимо кислородного компрессора, перегородившего дорогу к дверям гаража, и вхожу внутрь. Громко работает сушилка, а, в стоящую рядом стиральную машину, набирается горячая вода. Открыв крышку, вижу внутри простыни с кровати мамы и отца. В нос бьёт сильный запах отбеливателя.
Иду по непривычно тихому дому: никакой посуды в раковине, никаких подушек на полу, никаких крошек на диване.
Мама в своей комнате. Ей в одиночку удалось перетянуть огромный матрас. Теперь одна его половина лежит на пружинной сетке, а вторая — на полу. Недалеко от мамы из рамы торчит пружина, нагнувшись в сторону высокого комода.
— Где ты был? — спрашивает она мягко, стоя на коленях и смотря на меня с пола снизу-вверх.
— Просто катался.
— Нужно было позвонить или ответить на мой звонок. Я переживала. С тобой всё в порядке?
Я пожимаю плечами:
— Что ты делаешь?
Мама вздыхает, потом засовывает за ухо выбившийся из небрежно собранного хвоста локон волос. Она оглядывает комнату так, словно видит её впервые, потом прислоняется спиной к раме кровати и приставляет крестообразную отвертку к винту.
— Убираю.
Мама сейчас занята тем, что уничтожает все следы болезни и смерти, которые медленно пропитывали её спальню в течение последнего года или около того. И начала она с кислородного компрессора и простыней. Теперь настала очередь поручня, прикрученного к раме кровати.
— Давай я, — говорю, забирая у неё отвёртку. Мама опускается прямо на попу и отклоняется назад, пока не упирается спиной в аквариум.
Я выкручиваю первый винт и кладу его на ковёр. Краем глаза вижу, как она разматывает из рулона, валяющегося на шезлонге, мешок для мусора. Потом она открывает шкафчик под аквариумом, вытаскивает из него всё содержимое и запихивает в мешок.
Второй винт наполовину выкручен, но я останавливаюсь и смотрю на неё какое-то время:
— Ма, что ты делаешь?
Уже открываю рот, чтобы спросить, что, по её мнению, будут есть рыбки, когда мой взгляд поднимается вверх и натыкается на пустой аквариум. Вокруг самых разных фильтров продолжает пузыриться вода, в потоке всё также плавают живые водоросли, но других признаков жизни нет. На влажном ковре возле аквариума я замечаю большой сачок. Молча кладу отвёртку на выступ рамы кровати и иду на кухню.
Мой отец в уходе за рыбками был очень щепетильным. Аквариум всегда был идеально чистым, вода — прозрачной, а рыбки — разноцветными и здоровыми. При первых признаках болезни отец отсаживал рыбку из аквариума и лечил её антибиотиками или другими лекарствами для рыб согласно поставленному лично диагнозу. Иногда рыбка выздоравливала, иногда — нет.
Когда становилось ясно, что рыбка не выживет, отец пересаживал её в пластиковый пакет с небольшим количеством воды и помещал его в морозильную камеру — он считал, что будет гуманнее заморозить её там до смерти, чем дать умереть от болезни.
Открываю дверь морозильной камеры. На полке лежит большой четырехлитровый полиэтиленовый пакет. Через прозрачные стенки видны плавники и глаза тридцати или около того рыбок, уже ставших частью бесформенного куска льда.
Закрываю дверь и бросаюсь к кухонной раковине — меня тошнит.
Потом достаю в гараже садовый шланг. Выключаю в спальне все фильтры, затем бросаю один конец шланга в аквариум, а второй тяну через всю комнату. Открываю окно, поднимаю сетку от насекомых и вытягиваю воздух из шланга так, как делал это отец много раз. Когда вода, булькая, приближается к моим губам, я свешиваю конец шланга из окна вниз и даю возможность воде под давлением воздуха вытечь из аквариума через шланг наружу.