На нижней полке, расположенной вдоль дальнего края моего стола, рядом с липким круглым кольцом чего-то красного (может быть, гавайский пунш?), лежат билеты на концерт IronMaiden — подарок тёть на Рождество. Я не говорил про них Нику.
Беру билеты в руки и смотрю на дату. Я знаю, что если выйду на улицу, то смогу услышать непрекращающиеся басы, источник которых находится за три километра отсюда. Но я остаюсь в комнате. Бросаю билеты в плетеную корзину рядом со столом, удаляю сообщение Ника и отправляюсь в постель.
Эндрю
Говоря Дженнифер, что заберу её на концерт, я, собственно, и не думал, что реально пойду на концерт. Я просто старался где-нибудь скрыться, словно прикрывающий свои половые органы ребёнок, с которого только что стянули штаны в раздевалке.
Несмотря на то, что дома я принял еще одну порцию обезболивающих и выпил бокал вина, мои нервы всё ещё натянуты, как струна, а сам я, раздражённый, хочу быть где угодно, только не в машине с Дженнифер Уент по пути на концерт. Тем более, на концерте группы не первой свежести, да еще и известной тем, что её участники разбрызгивают на сцене фальшивую кровь из маски, сделанной из папье-маше. По отношению к Джен это несправедливо, но я ничего не могу поделать со своим гадким настроением. Джен списывает всё на плохой день в школе. Я не спорю.
— Ну, же, — говорит она, доставая с заднего сиденья одеяло, брошенное туда, когда она садилась в машину. — Я куплю тебе пива, а потом сделаю массаж. Тебя моментально отпустит, и ты сможешь насладиться музыкой.
Это вряд ли.
На концерте тяжелого рока расслабиться довольно сложно, но я не возражаю, когда позже Джен забирает у меня полупустую бутылку ShinerBock, ставит её на утоптанную в траве лужайку и просит меня сесть в определённом положении.
Я где-то читал, что солист, Брюс или как-то там, своим мощным вокалом может поднять даже мёртвых. Не знаю, как там у мёртвых, но его мощный голос, бухающий басс-барабан и грохочущая атрибутика отдаются в моей голове настоящим набатом. Но тем не менее, когда группа отыгрывает первую часть концерта, а Джен большими пальцами впивается в мои мускулы, облегчая оставшуюся после занятий с винтовкой в пятницу боль, я пребываю в полусонном состоянии. Я не жалуюсь, даже когда она засовывает свои ладони мне под рубашку и начинает гладить спину. Я просто позволяю этому быть, а сам мыслями неосторожно возвращаюсь к голубоглазому светловолосому парню в джинсах с пожеванными швами и убийственной улыбкой.
Я вижу, как он закрывает глаза и закусывает нижнюю губу, как танцует в такт музыке, как за ухом у него проступают бусинки пота, когда он крутится и становится подобно скейтбордисту на носочки, а потом теряет равновесие и спотыкается, как он широко улыбается, предлагая мне на парковке показать, на что я способен. Я чувствую тепло его рук, показывающих как держать винтовку, твёрдость его тела, когда он обнимает меня на прощание. Я бы не сказал, что воображаю, что пальцы, только что скользнувшие за пояс моих джинсов, принадлежат ему. Но и не утверждаю обратного.
И когда во время перерыва парочка моих учеников, направляющихся за напитками к торговым палаткам, выкрикивают слова приветствия, я не оборачиваюсь. Лёжа на животе и потягивая теплое пиво, я с большой неохотой отпускаю его образу.
Глава
19
Роберт
В вестибюле толпятся люди. Кого-то из них я с трудом узнаю, многих вообще вижу впервые. Они обнимаются, спокойно разговаривают и очень тихо смеются. Рядом с гостевой книгой в рамке 16×20 стоит фотография моего отца, сделанная в молодые годы. Перед поминальным обрядом каждый, кто записался в книге, казалось, считал своим долгом, шмыгая носом, сказать пару слов о привлекательности отца и взять из стопки открытку с молитвой.
Возле большой пальмы в кадке стоит мужчина, который во время учёбы отца в колледже жил с ним в одной комнате. Он болтает со священником, и тот, похоже, поздравляет его с прекрасно сказанной прощальной речью. Хотя этот «сосед» не видел моего отца уже лет десять! Следующую речь произнёс дядя Майкл (муж тёти Уитни) — он не пробыл наедине с моим отцом и одной минуты. Дальше говорили мои тёти. С громкими всхлипами они рассказывали об обожаемом брате, о нежно любившем свою жену муже и об отце, который отдал всего себя своему сыну.
Я даже не понял, о ком они говорили. Я стою, съёжившись, возле двери мужского туалета и наблюдаю за всеми этими незнакомцами. Из толпы появляется мистер Горман и направляется прямо ко мне. Он сердечно меня обнимает. Как мне кажется, так должен обнимать отец своего сына.