Свободное место для парковки находится только на обочине через шесть домов, я паркуюсь и возвращаюсь обратно пешком.
Через толстое оконное стекло в свинцовой оправе видны присутствующие. Огромную тяжелую стальную дверь открывает мужчина средних лет в тёмно-сером костюме. Я протягиваю руку:
— Я — Эндрю МакНелис, учитель Роберта по матанализу.
— Спасибо, что пришли, — говорит он, крепко пожимая мою ладонь, а потом распахивает передо мной дверь: — Роберт где-то здесь. Вас не было на похоронах?
— У меня не получилось. Ничего, что я только сейчас пришёл?
— Конечно. Входите. На кухне полно еды, угощайтесь. Пойду попробую найти Роберта.
Я благодарю его и, хотя и не голоден, отправляюсь в сторону еды. Стоять среди незнакомых мне людей, засунув руки в карманы, как-то неловко, поэтому я беру протянутую мне кем-то тарелку, кладу на неё несколько кусочков ветчины плюс один рулет и возвращаюсь обратно в гостиную.
На улице солнечно, хоть и прохладно. Раздвижные французские двери открыты настежь. Два мальчика, близнецы, по возрасту немного старше Кики, по очереди забрасывают, подпрыгивая, детский баскетбольный мяч в небольшое кольцо недалеко от бассейна, а взрослые, присматривая за ними, сидят за столиком во внутреннем дворике. Они выглядят расслабленными и, если бы не их чёрные костюмы и платья, то казалось бы, что они на вечеринке у бассейна.
Никто не обращает на меня внимания, и я не хочу мешать собравшимся членам семьи и друзьям. Так что иду дальше через деревянные ворота, ведущие к закрытой зоне сразу за гаражом.
И чуть не прохожу мимо Роберта. Он сидит на бетонной площадке, прислонившись спиной к каменной колонне. Его взгляд прикован к строительству на соседнем участке. Я усаживаюсь рядом, и он с удивлением смотрит на меня. Вид у него бледный и измученный.
— Не думал, что вы придёте, — говорит он.
Предлагаю ему ветчину, но он отрицательно качает головой.
— Ты сегодня ел? — спрашиваю я.
— Я не голоден.
Ставлю тарелку рядом на землю:
— У твоего отца, видимо, было много друзей. Тут толпа народу.
Роберт ухмыляется:
— Это друзья и коллеги моих тёть. Я их не знаю.
Он снова смотрит на строительство. Я изучаю его профиль, и молчаливая пауза затягивается. Роберт недавно подстригся — бакенбарды подрезаны аккуратно и точно. Но выглядит он истощённым, будто изо всех старается не заснуть.
— Ты не спал? — спрашиваю его.
— Знаете, я не подозревал, что мы придём сюда, пока отец Винсент не пригласил всех в конце службы, — хмыкает он. — Мы с мамой вчера весь день убирали дом, а сейчас все выражают тёте Уитни, тёте Оливии и моей бабушке соболезнования по поводу их утраты. Все смотрят на меня, как на случайного ребёнка, которого родители притащили с собой на похороны.
— А что мама?
— Она исчезла сразу, как только мы сюда пришли. Думаю, она спит наверху. Две последние недели были тяжёлыми.
На минуту он вытягивает ноги вперёд, потом подтягивает их обратно к груди.
При мысли о том, насколько эти люди эгоцентричны, я начинаю злиться. В этот день все должны быть рядом с этим молодым человеком, утешать его, говорить ему слова поддержки. А он сидит тут один под навесом для машин, и никто, кажется, даже не заметил его отсутствия.
— Почему вы пришли? — спрашивает он. — Вроде, мистер Редмон сделал вам выговор.
— Ну... Мистер Редмон, конечно, мой начальник в школе, но мне он не хозяин. Я не смог быть на похоронах, но мне хотелось поддержать тебя, пусть и с небольшим опозданием.
— Пришли мисс Линкольн и мистер Горман. Мистер Хаф тоже.
— Знаю. Они говорили с тобой?
— Они не пошли на кладбище, но они подходили к членам семьи после похорон. Мисс Линкольн передала для нашего двора маленькое деревце магнолии с одним цветком.
Я улыбаюсь:
— Красивый жест.
Роберт всё ещё в костюме, но рукава пиджака подняты до локтей. Когда он вытягивал ноги, я заметил у него небольшой блокнот.
— Что в блокноте? — спрашиваю.
Роберт смотрит на него так, словно видит блокнот впервые, потом крутит его туда-сюда:
— Моя тётя дала этот блокнот отцу перед тем, как ему стало совсем плохо, и он не смог больше писать. Здесь он должен был записать свои воспоминания, мудрые слова, свои надежды по поводу моего будущего..., о своей любви.
Он закусывает нижнюю губу, потом смотрит в сторону. Я забираю у него блокнот и открываю. Перелистываю пустые страницы и молча проклинаю мужчину, который посмел называть себя его отцом.